Будни добровольца. В окопах Первой мировой

Белое полотнище настолько ослепительно, что приходится закрыть глаза. Но мотор всё гудит, гудит, гудит. И вот на нем две огромные искривленные руки с пальцами толщиной с дерево, что-то нащупывающие и ищущие. Оператор хочет что-то переключить. Мотор гудит, мотор гудит, пальцы жмут, ищут и хватают.

И вот, название: «Женщина!».

Как это было? Столько женщин – на улицах, в конторах, на стольких постах? Что это было вообще?

Вот они стоят, одна рядом с другой, точат гранаты. Кожаные брюки, грудь скрыта кожаным передником, волосы, возможно, светлые, возможно, жидкие и распущенные, уложены под кожаную шапочку.

А сердце?

…Я говорила со многими и многими женщинами: кроткие, считавшиеся раньше ограниченными, они были ясны и сильны в своей ненависти; нежные, занятые прежде только собой, но теперь ненависть заставила их забыть о себе; бездетные, давно смирившиеся, теперь жаловались: ах, если бы у меня был сын, чтобы отомстить Англии; матери, для которых нет счастья на свете, кроме своих сыновей, отдавали их с радостью и не могли уже точно объяснить, из любви к Отечеству или из ненависти к Англии.

(Ида Бой-Эд, в день объявления войны Англии)

Вот они: машинистка локомотива, шофер, почтальонша, официантка, сотрудница полиции и кассирша. Женщины, непостижимо, женского пола!

Женский пол?

Каково это было в отпуске?

Разве не прорывались чувства порой? Не с тобой ли это могло случиться, Райзигер, что глаза встретившейся юной женщины, той, в ободранных мужских штанах, с ящиком угля на сгорбленных плечах, вдруг загорались тебе навстречу? Что уголки рта, покрытого черной пылью, вдруг приподнимались нежной дугой? Что рука ее, широкая, грязная, дрожала? Что грудь начинала вздыматься, задыхаясь? Что не было больше никакой лжи и никакая война не превратит женщину в мужчину?

Каково это было в отпуске?

Столько женщин – и все без мужчин? Днем военно-полевая свадьба, ночью объятия, взрывающие всё тело, ранним утром прощание и разлука. А потом, день за днем, ночь за ночью, месяц за месяцем – без мужчины?

Фильм продолжается: «Распростертые объятия». По ночам прохладная подушка, прижатая к животу. И ожидание: когда приедет муж? Распростертые объятия. Тело изголодалось, измаялось, ворочаясь в простынях: когда приедет муж? День за днем и ночь за ночью: когда приедет муж?

Браки распадались, сердца погружались в смятение: мужчина в военной форме, каждый мужчина в военной форме – мой мужчина.

Письмо жены воина, публикация запрещена:

Поскольку большинство женщин имеют плоды, оставленные после себя отпускниками, и уже с нетерпением ожидают «военного малыша», я тоже не хочу стоять в стороне и подвергаться насмешкам. Я также хочу поддержать патриотизм. Но и не хочу сбиться с пути, хочу проявить истинно немецкую верность, так как мой муж с начала войны на фронте. Однако природа тоже берет свое. Надеюсь, мой план осуществится, а каким будет результат, покажет время. Ведь нашему императору нужны солдаты. Подача прошения на отпуск не должна занимать слишком много времени, иначе война закончится и наш план с «военным малышом» будет сорван. Искренне Ваша…

Но вернулся ли муж? А что, если его убили и он лежал там, разорванный на куски? Кто остался в стране, кроме стариков, калек и детей? Решетки, камеры, стены. За ними – пленные враги. Оттуда несло вонью: вот он, здесь – мужчина.

Городское отделение полиции в Шверине сообщает в апреле 1915 года: