Будни и праздники императорского двора

Известно, что 23 января 1837 г. Николай I посетил бал у графа И. И. Воронцова-Дашкова. Тогда же, за 4 дня до дуэли, на нем был и А. С. Пушкин. В январе 1843 г. один из балов у Воронцовых-Дашковых отметил барон М. А. Корф [830] . Он же в дневниковой записи 13 февраля того же года заметил: «Вчера был бал для имп[ератри]цы у графа Воронцова. Вот уже третий, на котором она присутствует в нынешнем карнавале» [831] . 30 декабря того же года у него состоялся новогодний бал, по поводу которого барон М. А. Корф записал: «Вчера был первый в нынешнюю зиму бал графа Воронцова, на котором предполагалось присутствие Государя, но, как за несколько лишь перед тем часов вернулся из Дармштадта наследник, то Государь не приехал… были великий князь Михаил Павлович и оба жениха» [832] .

Сравнивая балы И. И. Воронцова-Дашкова с балами богача Б. Н. Юсупова, тот же В. А. Соллогуб писал: «Бал у князя Юсупова, который по своему огромному богатству занимал видное положение в свете, отличались великолепием, но не имели того оттенка щегольства и барства, которым отличались приемы Воронцова-Дашкова… Каждую зиму Воронцовы давали бал, который двор удостаивал своим посещением. Весь цвет петербургского света приглашался на этот бал, составлявший всегда событие в жизни столицы» [833] .

Дома (два дома) Белосельских-Белозерских были известными и популярными. Один из балов описан в дневниковой записи Долли Фикельмон 12 февраля 1832 г.: «Молодая княгиня Белосельская 9 февраля дала чудесный бал, который почтили своим присутствием Император с Императрицей. Часть дома только что заново обустроена, но большая зала и галерея для танцев остались такими, какими были сорок лет назад. Этот дворец так отличается от всего, с чем свыкся взор. Высокая и просторная галерея, покрытая позолотой, украшенная картинами, антиками, роскошной мебелью, полна старинного величия, какого не сыщешь в Петербурге, где все, как правило, новое, роскошное и имеет современный вид. Старый князь отличался изысканным вкусом… Почти все свое состояние он вкладывал в произведения искусства… Их вечер напомнил мне Италию, где все дышит стариной и каждая вещь возвращает в прошлое… Могу считать себя архиаристократкой!

Но Великие Князья большие враги либерализма, отнюдь не являются таковыми, ибо ничто не вызывает у них более неприятного чувства, чем подобный вид. Великий Князь Михаил нашел его смешным, и его даже не на шутку возмутило, что столовая княгини Белосельской украшена княжеским гербом» [834] .

Публикаторы дневника Долли Фикельмон в примечании к этому сюжету допустили неточность, атрибутировав описываемый дом как дворец Белосельских-Белозерских на Невском проспекте (№ 41), который с 1884 г. назывался также Сергиевским после того, как перешел во владение великого князя Сергея Александровича (1857–1905), четвертого сына Александра II. Этот дом на углу Невского проспекта и набережной Фонтанки был построен по проекту архитектора Демерцова в 1800 г. и после пожара 1845 г. капитально перестроен А. И. Штакеншнейдером в 1845–1846 гг. На самом же деле в описании Долли Фикельмон речь идет совсем о другом, находящимся неподалеку, доме. После свадьбы Э. А. Белосельского-Белозерского с Еленой Павловной Бибиковой, падчерицей графа Бенкендорфа, для него был приобретен дом на другой стороне Фонтанки (адрес: наб. Фонтанки, д. 7 – Караванная ул., д. 4). Этот дом был частично перестроен в 1836 г. А. К. Кавосом, а в 1841 г. – А. И. Штакеншнейдером, несколько изменившим строго классицистический облик главных корпусов ренессансными мотивами [835] .

Упомянутые М. А. Корфом под № 7 балы «для государя» у обер-шенка (1838) и сенатора графа Владислава (Сладислава) Ксаверьевича Браницкого (1782–1843), с «примесью полонизма», на некоторое время прервались в 1838–1839 гг. в связи с кончиной матери и его отъездом на зиму за границу [836] .

Следующий за ним по нумерации М. А. Корфа «почти совсем чистый» бал у генерала от кавалерии (1833), генерал-адъютанта графа Василия Васильевича Левашова (1783–1848), недолгое время перед кончиной от холеры председателя Государственного совета и Комитета министров (1847–1848), имел свою изюминку.