Двухнедельные торжества с многочисленными балами закончились большим майским парадом, в котором великий князь командовал пехотной дивизией. Начиналась новая жизнь. Историк Е. И. Жерихина пишет: «Юная немецкая принцесса, приехавшая в незнакомую страну, попала в лоно любящей и, главное, заботливой семьи, которой на родине она лишилась со смертью матери. Еще невестой цесаревича она естественным образом заняла место, которое еще недавно занимала старшая великая княжна Мария Николаевна… Мария Александровна оценила любовь, проявленную к ней на новой родине. Вся ее жизнь в России, все силы были отданы воспитанию детей, заботе о развитии женского и профессионального образования и благотворительности» [561] . Внешний вид цесаревны в год замужества запечатлен на гравюре Риаля (1841) [562] . Миловидная женщина с прекрасными волосами до плеч, с несколькими нитками жемчуга на шее и запястье, смотрит серьезно, но немного настороженно. Поднесенная к подбородку левая рука передает ее раздумья о будущем.
Конфликт между «долгом» и жаждой личного счастья снова овладеет Александром через 27 лет, когда его увлечет любовь к Е. М. Долгорукой.
По-разному сложились семейные судьбы других дочерей Николая I и Александры Федоровны. После Мэри очередь была за Олли. «Предполагалось, что я выйду замуж в шестнадцать лет», – заметила в своих воспоминаниях Ольга Николаевна [563] . На самом деле она вышла замуж в 24 года! Ее «обогнала» младшая сестра. Предполагавшийся жених Олли Фридрих Вильгельм Георг Адольф принц Гессен-Касселя (впоследствии ландграф) в конце июня 1843 г. сделал предложение не ей, а Александре Николаевне.
О сговоре, состоявшемся в Петергофе 1 июля, сообщил М. А. Корф в записи от 3 июля: «В царственном доме решен новый брак: великой княжны Александры Николаевны с приезжим нашим гостем, принцем Гессен-Кассельским Фридрихом Вильгельмом. 1-го июля дано было "das Jawort"
26 декабря 1843 г. было торжественное обручение (Ольга Николаевна ошибочно пишет о помолвке). Информированный М. А. Корф записал: «27 декабря. Государь желал, чтоб обручение великий княжны Александры Николаевны было 26-го декабря… Вчера действительно было обручение, которое продержало нас во дворце почти целый день. В 12 часов был самый обряд обручения, который совершал митрополит Антоний, и потом было государственное молебствие. В 4 часа – торжественный обряд для первых трех классов, за которым пели все наши итальянские знаменитости, а в 9-м часу – камер-бал, который продолжался, впрочем, не более часа.
Невеста была восхитительна, несмотря на [то], что м[еся]ца два была больна. В моих глазах и в глазах многих других это – прелестнейшая женщина в П[етер]бурге. Сестра ее Ольга Н[иколаев]на имеет, может статься, черты более идеальной, так сказать, эфирной красоты, но невозможно быть грациознее, привлекательнее, обворожительнее Александры Н[иколаев]ны, которая более других походит на мать в лучшие ее годы» [565] . Великая княжна Ольга Николаевна писала о болезненном состоянии сестры: «Позднее я вспоминала, как был обеспокоен старый доктор Виллие, лейб-медик дяди Михаила, после того, как, пожав руку Адини, он почувствовал тогда ее влажность. "Она, должно быть, нездорова", – сказал он тогда» [566] .
На следующий день после обручения в Зимнем дворце состоялось поздравление с этим событием. М. А. Корф свидетельствует в записи 28 декабря: «Вчера в 11 часов Синод, Совет, Сенат, гвардейский корпус и, по официальному выражению, "все имеющие приезд ко двору", а в 12 часов дамы, приносили поздравления новообрученным. Они принимали на половине Государя, в Концертной зале, а имп[ератри]ца и вел[икая] княжна Ольга Н[иколаев]на, [в утреннем костюме], смотрели на прием из полуоткрытых дверей Золотой гостиной. В главе Гвардейского корпуса подходил вел[икий] князь Михаил П[авлови]ч, а три младших великих князя шли с теми полками, при которых они числятся. Невеста была опять очаровательна, как всегда, и во все три часа с лишком, что продолжалась скучная и утомительная церемония приема, ее не оставляла улыбка. Перед приемом мы все ожидали в большой Мраморной зале, и тут было особенно примечательно то, что сидели вместе все наше высшее духовенство, армянский патриарх [Нерсес] и католический епископ. Митрополит Антоний с большим достоинством принимал подходивших к его руке вельмож и потом сам обходил некоторых» [567] .