— А вы даже не знали об этом? Он попал под стрелу башенного крана. Последние годы Саша работал прорабом на строительстве. Нелепая, дурацкая случайность. Его ударило стрелой, и он умер, не приходя в сознание.
— А было доказано, что это только случайность? — спросил я.
— Что?! Что доказано?! — она впилась глазами в мое лицо. — Неужели у вас есть подозрения? Но кто и зачем?
— У меня нет никаких подозрений, — успокоил я ее. — Но в таких обстоятельствах обычно проводится расследование…
— В этом случае тоже проводилось, но в злом умысле никого не обвиняли, только в халатности. Да брат, кажется, сам был больше всех виноват.
— А как попали документы брата к постороннему человеку? Может быть, у него их украли еще при жизни?
— Не знаю, — сказала Дурова, тщательно обдумывая каждое слово, — потерял ли он или у него украли, но, по крайней мере, после смерти брата я его документов не видела. Отсутствие паспорта вызвало много осложнений, в особенности когда мне нужно было получить свидетельство о его смерти. Я очень долго искала паспорт, перерыла весь дом, но так и не нашла. А что сделал тот человек, который присвоил себе паспорт брата? — вдруг спросила она, и я почувствовал, что этот вопрос ее очень волнует. — Ни я, ни мой покойный брат не можем нести ответственность за человека, которого мы даже не знали.
Я дал ей на всякий случай свой служебный телефон, попрощался и ушел.
С Вороновым нам было встретиться проще. Он отбывал наказание в исправительно-трудовой колонии, расположенной почти рядом с городом, по соседству с асфальтобетонным заводом. Благодаря этому отпали все трудности, связанные с его этапированием. Сидоров находился в гораздо более отдаленной колонии, но он в то время интересовал нас гораздо меньше.
Когда Воронова ввели в кабинет для очной ставки с Перовым — Рассказовым, он сначала очень удивился, а потом, широко и дружелюбно улыбнувшись, сказал, обращаясь к Перову:
— Ну зачем же ты сбежал, Володя? У меня, считай, срок уже к концу подходит, а у тебя все еще впереди. Объявишь себя специалистом по асфальту — можешь стать ударником. Если тебя направят в нашу колонию, я тебя смогу кое-чему научить. А когда освобожусь, займешь мою койку. Как видишь, Володя, я не злопамятный, хотя нехорошо, конечно, с твоей стороны было заваривать всю эту кашу, а расхлебывать ее должны другие.
Я взглянул на Перова. Лицо его было перекошено ненавистью и злостью.
— Ну, хватит балагурить, — прервал следователь Воронова. — Производится очная ставка.
Но очная ставка не получилась. Не обращая внимания на меня и Бурова, Перов обрушил на своего бывшего соучастника поток брани. Он даже пытался разобраться с ним в кабинете следователя с помощью кулаков.
Перова увели, а Воронов пространно, но довольно толково изложил нам то, что уже показывал в свое время на суде и следствии. Он не пытался выгородить себя и приуменьшить свою роль в краже. Он даже подчеркнул, что Сидоров просто исполнитель, а он, Воронов, один из организаторов, правда, не главный. Он еще раз напомнил, что до встречи с Перовым ни он, ни тем более Сидоров не слышали о Полякове и о его коллекции, что без Перова они не рискнули бы пойти на такое дело, хотя бы потому, что не представляли себе, где что лежит и сколько стоит. При этом Воронов не забыл сказать, что они с Сидоровым все равно очень виноваты, потому что силой заставить их пойти на преступление никто бы не смог и они сделали это вполне сознательно и добровольно. И поэтому к суду лично он, Воронов, претензий не имеет.
Пока мы составляли протокол, Воронов бубнил себе под нос:
«Не хочет, гад, сидеть. Вместе шкодничали, а катушку срока мы с Сидоровым одни должны разматывать. И еще мою долю присвоил. Ну, ничего. Отольются ему теперь мои слезы. Я честно во всем признался, потому и снисхождение мне. Может быть, даже освободят условно — досрочно. А он колоться не будет — большой срок получит».
Он был мне крайне несимпатичен, этот Воронов, е его развязными шуточками и издевательской ухмылкой. Так уж случилось, что мысль о краже в данном случае принадлежала не Воронову. Но, предложенная Перовым, она попала на благодатную почву. Воронов был преступником с налетом лоска и внешней интеллигентности, что делало его еще более неприятным. Впрочем, мое субъективное отношение к Воронову не имело сейчас никакого значения. К тому же он свое уже получил. В данный момент нас должен был интересовать только Перов.
— Итак, что же мы имеем на сегодняшний день, — сказал Буров, когда за Вороновым закрылась дверь. — Перов полностью изобличается показаниями Воронова.
На квартире у него при обыске найдены сберегательная книжка и квитанция комиссионного магазина, принадлежащие Полякову, — улики тоже не из последних. При обыске у сестры Перова обнаружены двадцать три комплекта часов, в основном наручных, собранных в свое время Перовым. Особенно ценных и уникальных среди них нет. Надо бы проверить старые ориентировки. Не краденые ли?
— Уже проверено, — сказал я. — Ничего такого нет. Создается впечатление, что Перов сам собрал свою коллекцию.