Будни нелепой войны

Попрощавшись, мужчина вышел, а Салавди устало опустился на корточки у стены. Весь коридор был забит сопровождавшими доставленных бандитов их близкими родственниками. Многие из них, как и сам Ганиев, имели при себе оружие. Ждать пришлось долго. Наконец две одетые в белые халаты женщины выкатили каталку с перевязанным в свежие бинты односельчанином. Салавди тут же подскочил к сопровождавшему их доктору.

– Всё будет нормально! – поспешил успокоить его тот – Операция прошла успешно. Вот только транспортировка его пока невозможна, придётся у нас пока отлёживаться.

– А как же русские? Вдруг они нагрянут, что тогда? – испугался за раненного Салавди.

Доктор с усмешкой взглянул ему в глаза:

– Где вы слышали, чтобы русскими больницы проверялись? Если и доберутся сюда, то не дальше моего кабинета. Никогда они с раненными не связываются!

Ответ показался убедительным, но боевик всё не отставал.

– Я родственников его предупрежу, что у вас он. Вы сразу скажите, что нужно: может, лекарства какие или ещё что…

– Лекарств хватает – бросил через плечо врач – Россия исправно нам их поставляет. А насчёт остального с родственниками поговорим. Пусть подъезжают.

Дальше задерживать внимание медика Салавди не осмелился. Он дождался, когда приехавшие на «семёрке» односельчане заберут своего только что прооперированного родственника, и вместе с ними возвратился в родное село. В этот день к брату он не пошёл. Как не пошёл и в другие, последующие дни. Он прекрасно понимал, что тяжело раненный военный в ближайшее время из села никуда не уйдёт, и никаких беспокойств по этому поводу не испытывал. Оставался вопрос о месте нахождения его дяди, но эта проблема касалась не только его.

Глава 27

Шли недели, и Рязанцев потихоньку шёл на поправку. Через месяц он уже мог самостоятельно подниматься с постели и с трудом, но передвигаться по дому. На улице уже была поздняя весна, которая скорее напоминала разгар летней поры на его Родине. Земля давно уже высохла, вокруг буйствовала зелень и пригревало солнце. Всё это время над выздоравливающим раненным хлопотала Имани. В последнюю неделю Ивану стало гораздо лучше, и он с каждым днём в её помощи нуждался всё меньше. В связи с этим девушка посещала его намного реже, всё больше времени посвящая хозяйственным заботам в родительском доме. И всё же, через каждый день или два, Рязанцев имел возможность видеть её рядом. Каждый её приход был не просто приятен, он доставлял радость. Иван не смог бы определить, какое именно обстоятельство было тому причиной: то ли его вынужденное затворничество и как следствие – страшный дефицит общения, то ли длительное, по вполне понятным причинам, отсутствие женщин в его окружении. Или просто обычное влечение молодого человека к приятной девушке. Он даже не задумывался над такими вопросами. Они подолгу беседовали, расспрашивая друг друга и рассказывая о разных пустяках и серьёзных вещах. Иногда Рязанцев в захлёб хохотал до слёз, выслушивая очередную басню о жизни русских, распространяемую среди чеченских женщин, но всё больше сам узнавал много нового и интересного об обычаях народа, среди которого оказался волею судьбы. Ещё через полмесяца Иван стал ловить себя на мысли, что он уже привык к этой девушке и начинает скучать о ней сразу же, как только перестаёт видеть её. Нет, он прекрасно понимал, что найдётся много женщин, гораздо красивее Имани, но среди встреченных им похожих на неё не было. Каждый раз, украдкой любуясь своей собеседницей, он с замиранием сердца жадно ловил каждый её взгляд, впитывал каждое произнесённое ею слово, все звуки сразу тускнели на фоне её звонкого мелодичного голоса, и вдруг оказывалось, что ничего нет более приятного, чем слышать и видеть её рядом с собой. В эти редкие минуты как-то сами собой отступали горестные воспоминания и тяжёлые мысли, связанные с неопределённостью его нынешнего положения. Но действительность напоминала о себе.

В одну из душных ночей дом Асланбека подвергся обстрелу. Стреляли недолго и, видимо, сразу из нескольких стволов. Автоматные очереди искрошили кирпичный забор у ворот, но больший вред причинила брошенная во двор граната. Осколки разорвавшейся «эфки» посекли стены и разбили стёкла в двух обращённых в эту сторону окнах. Исполнив задуманное, автоматчики не торопясь ушли, оставив перепуганных насмерть обитателей дома в ожидании повторного нападения. Умом Асланбек понимал, что устроенная стрельба и брошенная граната – всего лишь предупреждение ему, и в повторном обстреле этой ночью никакого смысла нет. Но поселившийся в сердце страх за семью не давал покоя. До самого утра заснуть так никто и не смог. Уже при свете дня, глядя на задремавших в кроватях детей, Асланбек поднялся и, стараясь не шуметь, вышел из комнаты. В зале его ожидал хмурый Рязанцев. Он и раньше пытался расспросить своего спасителя о нынешнем своём положении, но тот всякий раз лишь отделывался общими ответами и ссылками на временную слабость его, Ивана, здоровья. Теперь настало время задать те же вопросы снова.