Будни революции. 1917 год

В этот день – 26 августа 1917 года по старому стилю – ситуация с корниловским выступлением стала стремительно меняться. Напомним, что в предшествующие дни между Главнокомандующим русской армией генералом Лавром Корниловым и министром-председателем Временного правительства Александром Керенским было достигнуто соглашение о совместных действиях по разгрому Советов и нейтрализации революционного Петроградского гарнизона. Для этого в столицу должны были войти снятые с фронта верные и боеспособные части. Таковым оказался 3-й кавалерийский корпус, в состав которого входила Дикая дивизия под командованием генерала Крымова. Чтобы оправдать наступление, Ставка и правительство решили спровоцировать псевдобольшевистскую демонстрацию в Петрограде. Организатором этой провокации должен был выступить генерал Дутов, который в тот момент был председателем Совета Союза казачьих войск. Но хрупкое взаимопонимание между Корниловым и Керенским, достигнутое благодаря усилиям посредника – эсера Бориса Савинкова, – оказалось нарушенным. Объявился еще один доброхот-посредник. Накануне Владимир Львов, бывший депутат Госдумы и бывший член Временного правительства, человек, по общим оценкам, недалекий, наивный и легкомысленный, явился к Керенскому и стал убеждать его, что Советы большевизируются на глазах. Во всяком случае, рассчитывать на их поддержку впредь Керенский уже не сможет, а при этом нарастает озлобление против Советов среди консервативной части общества, офицерства, монархистов. И если оно прорвется, то не избежать бойни, в которой первым делом погибнет как раз Александр Федорович Керенский. Суть предложений Львова заключалась в том, чтобы отправить весь кабинет министров в отставку и, заключив письменный союз с Корниловым, сформировать новое правительство без участия Советов вообще. Неизвестно, до какой степени Керенский лукавил и лавировал, но разговор его со Львовым закончился тем, что премьер даже обещал, в крайнем случае, сложить власть, передав ее главковерху Корнилову. Получив такое многообещающее согласие, Львов прибыл в Ставку, где Корнилов довольно безапелляционно и в резких тонах обозначил свои условия. Введение военного положения, передача власти Верховного главнокомандующего и министра-председателя в одни руки, причем его, Корнилова. Керенский может получить портфель министра юстиции (с этого, напомним, начиналась его революционная карьера), а Савинков займет пост военного министра. При этом Корнилов якобы заявил, что положение Керенского небезопасно, его могут убить, и ему стоит уехать из столицы в Могилев, в Ставку. То есть баланс сил, оговоренный накануне наступления, менялся кардинально. И когда Владимир Львов вернулся к Керенскому и передал ему эти новые условия, не скрывая при этом, какие настроения царят в Ставке, то у Александра Федоровича Керенского сложилось впечатление, что ему, во-первых, выставляют ультиматум, а во-вторых, собираются убить как раз в Ставке. Выходит, что опасность справа для премьера больше, чем опасность слева.

В этой ситуации Керенский решил переговорить с Корниловым по прямому проводу. И получился тот самый анекдотичный случай – из разряда разговора по испорченному телефону. Керенский задавал Корнилову уточняющие вопросы, нужно ли ему приезжать в Могилев – да, нужно. Нужно ли брать с собой Савинкова – да, хорошо бы. Считаете ли вы, что ситуация требует того? – Да, требует, причем повелительно. В общем, ответы Корнилова выглядели как подтверждение тех подозрений, которые изложил Керенскому Владимир Львов. Но, по сути, в словах Корнилова не было подвоха, поскольку Керенский задавал свои вопросы в самом общем виде. Впоследствии Лавр Георгиевич будет утверждать, что как раз Керенский действовал провокационно, ища повод для обвинений генерала в мятеже, тогда как он, Корнилов, всего лишь подтвердил в этом разговоре, что Керенскому в тот момент было бы лучше оказаться в Могилеве. Не более того.

11.09