– Учить меня вздумал? – король оставил кружку и сжал кулаки. Клыки, у антов-полукровок мелкие, декоративные, казалось, были готовы вонзиться в толстяка. – Отцовскими ордонансами попрекать? А знаешь ли ты, какое наказание отец назначил для судьи, кто промышляет иным промыслом, кроме судейского? Да подати не желает платить?
Отпираться было позно. Мюррей склонился вперед настолько низко, что потерял равновесие и повалился, побив коленки.
– Смилуйся…
Его увели.
А король, окинув взглядом придворных, спросил:
– Так прокатимся к глею-нирогонщику?
Взгляд этот означал: если проколитесь, на месте жадного окружного судьи может оказаться любой из вас. Кто желает быть следующим?
Никто не желал. Все выразили бурную радость продолжению пути на юг.
Поначалу Карах мне пришелся по душе. Во все вникал. Задавал толковые вопросы. Проехался к ограде Веруна. Когда священники Моуи начали возмущаться ростом могущества локального языческого божка, осадил их: все богоугодно, что на благо королевства. Дал понять, что не рад от известия, что столь важное глейство приобрел не ант. Но смягчился, увидев Мюи. Хоть детки вырастут антами, пусть – наполовину.
Первый банкет был под открытым небом. Не изобретая велосипед, тем более – единственный опять прикарманила моя рыжая, я использовал проверенный способ повысть настроение. Вспомнил первый, наверно, советский фильм про попаданцев в прошлое. Если удалось на экране… Подошел к музыкантам, напел им мелодию. Подобрали ноты, их больше чем на Земле. Но все равно – подбираются.
Я отплясывл с Мюи и всячески давал понять: эти слова – о тебе и о нас. Королевская свита с каждым тостом все больше раскрепощалась. Нир делал свое дело. После исполнения на бис и третьего куплета гости орали хором, нескладно, но душевно и громко:
Короче, хорошо посидели. И хорошо повесилились. Жизнь удалась.
На второй день пребывания короля ужинали у меня в замке. Еще деревянном. Без Мюи. Августейший дал понять – разговор серьезный, мужской. Так что были вдвоем, кроме королевской стражи. Они – мебель. Да, крутились мои кухонные, метали на стол невиданные в столице блюда: драники, колдуны, мачанку. Уже со сметаной. Пока она из козьего молока, вкус – специфический. Коровы здесь мясные, тягловые да верховые, дойных нет.
Король пробовал борщ, удивлялся – как это суп может быть красным. Свекольный цвет – такого понятия здесь не знали по причине отсутствия свеклы. А у моих крестьян она с первой попытки уродила. Почвы хорошие, погода – загляденье, спасибо Веруну.
Картошка удивила короля.
– Говоришь, с ней голода не будет? И хранится до весны?
– Не будет. И хранится. Со следующего года могу продать часть урожая на семена. Пусть по всему королевству расходится.
– Одобряю. Продавай. А вот нир – нет.
Мне показалось – ослышался. Как так?
– Отчего же, мой король? Только разворачиваю дело!
– Потому что только король может чеканить монету. А нир – та же монета. Только жидкая.
Я откинулся на стуле и обхватил голову руками.
«Выпить душу ему не смогу, – предупредил Биб. – И память не сотру. На нем амулет Моуи. От него мне не больно, но я бессилен что-то сделать его хозяину».
Разумеется, я не собирался мочить Караха. Даже вздумавшего национализировать основу моего процветания. Или вообще сделать рейдерский захват нир-заводика. Но сознание, что он у меня на ладони как муха, которую могу прихлопнуть другой ладошкой, изменило бы отношение к ситуации. Тем более, полудюжина стражников свидетели: я сидел на другом конце стола, ел-пил то же, что и покойник, пальцем к нему не прикасался. Умер? Подумаешь – поперхнулся…
Могу завалить и из пистолета. Потом всех бодигардов, хватит одного магазина. А дальше? Объявлять суверенитет отдельно взятого глейства Гоша-лэнд… Не вариант. Не смогу продавать нир – обанкрочусь. Собственно, и так не смогу. Что делать?!
Начал издалека.
– Мой король! А кто из твоих казенных людей знает, как правильно брагу готовить? При какой температуре, при каком давлении гнать? Как очищать, настаивать? Видел же – непростое это дело. До меня здесь хреновый нир готовили. Не напиток – пойло.
– Вот ты и будешь гнать, – улыбнулся король.
Не понравилась мне его клыкастая улыбка.
– Каким боком? Возьмешь меня на службу?