Будни Севастопольского подполья

Согнувшись под кулем риса, Костя, боясь оступиться, спускался по крутой тропе, ища глазами отцовскую подводу. Просторная котловина утопала в голубом сиянии. Впереди и по сторонам — темные пятна деревьев и кустарника, меж ними искрящиеся росою полянки; справа рощица, скрывающая в своей тени разбитую бомбой раковину и подмостки эстрады. Свернув за кусты шиповника, Костя увидел в тени акаций лошадей, впряженных в бричку, а на соседней лужайке отца, сгребавшего скошенную траву. Заметив подходивших, он поспешил к своей бричке укладывать груз.

Возвращаться в город в такой час было рискованно. На каждой улице пришлось бы предъявлять пропуска, и патрули могли заинтересоваться, что лежит на возу, под травой. Поэтому конюх решил пока что отъехать в дальний конец балки, в кустарнике переждать до рассвета, а утром выбраться на шоссе к Малахову кургану и, затерявшись в потоке машин и подвод, въехать в город.

Солдаты восьмого бастиона

I

Смеркалось, когда Александр и Кузьма закончили печатать экстренный выпуск листовки с ночным сообщением Москвы о десанте советских войск под Керчью. Весть эта всполошила и подняла на ноги всех.

Листовки тискали прямо на кухонном столе. В кухне просторней и, главное, легче дышать, чем в подземелье. К тому же там Людвиг настроился на московскую волну, а Лида записывала передачи.

— Где же Максим с Иваном? Надо бы и эти поскорей отправить, — Кузьма кивнул на стопку свежих листовок.

Еще под утро Жора, Женя Захарова и Костя отпечатали триста листовок и унесли с собой, чтобы засветло успеть раздать их связным с дальних окраин. Остальной тираж, предназначенный для центра города и железнодорожной станции, Александр с Кузьмой взяли на себя, пообещав Гузову прислать листовки с Ваней на дом.

С тех пор как стало известно, что соседка Ревякиных Женька Зеленская следит за квартирой Александра, никто к нему без вызова не являлся. Исключение составляли трое: Костя — связной, Гузов — редактор и наборщица Женя Захарова. Эта умная черноглазая девушка с пышной каштановой косой, обернутой венцом вокруг головы, оказалась неутомимой и самозабвенно преданной делу подпольщицей. Она быстро навела порядок в типографии, сама набирала газету и обучала наборному делу Жору, Александра, Кузьму и Костю. Отработав день в управе, Женя забегала домой перекусить, мчалась к Ревякину и здесь, в подземелье, работала всю ночь напролет. Под утро она возвращалась домой и, вздремнув час-другой, шла на работу в управу.

Чтобы к Ревякину поменьше ходило людей, Жора еще месяц назад взял в свои руки распространение газеты и листовок.

Кузьма снял с рамы последний оттиск и снова, в который уж раз, прочитал вслух броский заголовок:

— «Десант под Керчью, бои под Перекопом». Здорово! Ведь это значит — вот-вот наши ворвутся в Крым.

— А мы вроде наблюдателей, — ответил Ревякин.

— То есть как?

— А так. Ты сам видел ночью, как два эшелона с боеприпасами и солдатами были отправлены из Севастополя на Керченский перешеек. Враг подтягивает резервы. А мы? Что делаем мы, чтобы помочь своим?

— А разве это не помощь? — Кузьма потряс листовкой. — Представь, как завтра воспрянет народ, как забурлит Севастополь.

— Это само собой. Но ведь мы-то не только пропагандисты, а и солдаты. Что ж, мы так и будем сидеть в подземелье, как кроты в норе?

Ревякин взял из стопки третью часть листовок и подал Кузьме.

— Это возьмешь с собой на линию. А пока ребята заявятся, давай все уберем.

Он спустился в лаз и, став на ступеньку приставной лестницы, принял от Кузьмы раму с набором, валик и оставшуюся чистую бумагу и скрылся в подземелье. Кузьма начисто вытер стол и, убедившись, что следов краски нигде не осталось, принялся отмывать руки.