Читаем Будни Севастопольского подполья полностью

Шагах в двадцати от развалин проходит шоссе, за ним напротив — высокий глинобитный забор с широкой снарядной пробоиной, а за ним — железнодорожная магистраль. Но главное преимущество — крутой подъем, где товарные поезда, выйдя со станции, не успевают еще взять разгон и движутся со скоростью пешехода. До станции — метров четыреста с гаком, в другую сторону — до тоннеля — и того побольше. Ни один патруль сюда не забредет. Ночью они боятся уходить далеко от станции.

Саня взглянул на светящиеся стрелки часов и сказал:

— Наши вагоны: десятый, одиннадцатый и двенадцатый от паровоза. Первыми поднимаются Костя Белоконь и Петька, за ними Коля с Котофеем, потом я с Шанько. Кузьма нам поможет. Он тут, на подъеме, и в Ушаковой балке обещал поддать пару.

Не прошло и минуты, как все шестеро залегли в кювете с левой стороны главного пути. «Хорошо, что именно с этой — стороны, — подумал Костя. — С той — луна, а здесь будет тень от вагонов, поездная охрана не заметит. И перед тоннелем фонари и охрана на правой стороне».

На станции, как пара волчьих глаз, вспыхнули огоньки, и оттуда донеслись вздохи стоящего под парами локомотива.

По тому, как часто Саня поглядывал на часы, Костя догадался, что он нервничает. Впрочем, и у него самого кровь гулко стучала в ушах. Да и как не волноваться? Груза тонна. Не растерять бы. И как там, в Ушаковой балке? Обидно, если дело вдруг из-за чего-нибудь лопнет.

Саня тихонько толкнул локтем Костю и прошептал:

— Твой батька не подведет?

— Не подведет. Ему не впервой туда ездить.

Отец Кости служил конюхом при городской управе. Вороватое начальство экономило на фураже и потихоньку спекулировало им, а конюха заставляло по ночам выезжать за город косить траву на корм. Узнав днем, для чего нужна подвода, отец Кости запасся ночным пропуском, под вечер запряг пару битюгов, взвалил на бричку ручную тележку, положил косу с граблями и вместе с отцом Коли Михеева, у которого тоже имелся ночной пропуск, поехал на Корабельную сторону.

Со станции донесся протяжный свисток. Звякнули буфера. Поезд тронулся и стал набирать скорость.

— Готовьсь! — скомандовал Саня.

Паровозные фары были погашены. Вместо них впереди светился один маскировочный огонек, который медленно приближался. Поезд, лязгая буферами, натужно взбирался на подъем.

Вот уже мимо прошел паровоз. На площадке переднего вагона в свете луны мелькнул силуэт жандарма и тут же окутался облаком пара, который с шипеньем и свистом вырвался с двух сторон паровоза. Костя начал отсчитывать проползавшие мимо вагоны. Седьмой… восьмой… девятый… Пора!

Одновременно с Петькой он выскочил из кювета и, вспрыгнув на ступеньку вагона, подал ему руку. Дальше действовали, как условились. Костя, ухватившись руками за поручни двери, грудью поддерживал Петьку, а тот резал саперными ножницами проволоку пломбы и откидывал клямку. Паровоз не успел еще нырнуть в тоннель, как оба уже были в вагоне и захлопнули за собой дверь.

От тоннеля до Ушаковой балки минуты четыре хода. Костя посветил электрическим фонариком — все лежало на месте. Отыскав припрятанный мешочек с «пробой», он показал его Петьке.

— Бросай, что полегче — сигареты, табак, а вот это из рук не выпускай, с ним и прыгай. Остальное я сам выброшу и дверь захлопну.

Выйдя из тоннеля, поезд круто завернул вправо и полз по дну глубокой каменной траншеи. От толчка дверь приоткрылась. Показались руины морского госпиталя, замелькали деревья, за ними черным бархатом выстлалась сонная бухта, и вдали в лунном свете четко обозначились белокаменные берега Северной стороны. Костя откинул дверь и, высунув голову, следил за ходом поезда, движение которого замедлилось. Паровоз и передние вагоны вдруг окутались густым облаком.

— Кузьма сигналит. Давай! — скомандовал он.

В каменистый, поросший травою кювет один за другим полетели тюки, ящики, окорока и круги сыра.

За минуту все было кончено. Петька спрыгнул первым. Костя рывком захлопнул дверь, набросил клямку и, соскочив, с разбегу перепрыгнул через кювет и оглянулся. Другие ребята тоже бежали прятаться к груде камней: на задней площадке ехал жандарм.

Поезд ускорял бег под уклон. Чаще и громче лязгали буфера. Вот и последний вагон мигнул красным зрачком фонаря и вместе с замирающим стуком колес растаял вдали.

Ребята бросились подбирать груз и перетаскивать его на другую сторону полотна, в заросли дерезы и боярышника, где на тропе их уже поджидали Александр, Николай Андреевич Михеев и Ваня с Максимом.

— Ловко сработали, — похвалил Ревякин. — Теперь тащите за нами, — и он взвалил на плечи мешок с сахарным песком.

Все с поклажей последовали за ним, лишь Саня, Котофей и Петька остались еще подбирать сброшенные грузы.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза