Будьте как дети

Через месяц после публикации об утопленниках - вряд ли здесь есть связь - из Москвы прибыла комиссия союзной прокуратуры. Ею заново были допрошены и городские власти - от секретаря горкома партии до рядовых чоновцев - и те, кто работал в детдоме. Особенно интересовала следователей фигура Полуэктова. Чекисты ничего любопытного рассказать о нем не сумели, другое дело - коллеги отца Никодима из бывших гимназических учителей. Против ожидания на допросах они держались весьма откровенно. Из их показаний явствовало, что именно Полуэктов подвел детдомовцев к мысли пешком перейти Черное море. Сделано все было очень умело, так что в конце концов коммунары начали думать, что это решение принято ими самостоятельно, а Никодим, наоборот, их удерживает.

Они говорили, что несколько месяцев, причем не таясь, Алексей Николаевич убеждал воспитанников Коммуны, что только они, дети, они единственные могут спасти наш несчастный мир, и главное, что необходимо для победы над злом, - освободить Святую землю. Будучи учителем географии, он на уроках показывал им кратчайшие пути из Таганрога через Кавказ, Анатолию и Сирию в Палестину. Даже задавал их учить, а потом спрашивал и ставил в журнал отметки. Когда воспитанники поверили, что только от них зависит, будет ли спасен мир, Полуэктов вдруг все разом переиграл, стал говорить коммунарам, что идти через Кавказ - гиблое дело, настоящих дорог там нет, одни караванные тропы, в которых и среди местных разбираются немногие. Вдобавок это огромный крюк. Идти надо напрямик, по морю.

Некоторые из детдомовцев сомневались - спрашивали его: разве обычный человек, не Христос, может идти по водам, не утонут ли они? В ответ он называл их Фомами Неверующими и снисходительно объяснял, что вера - краеугольный камень мироздания, она укрепляет не только человека, но и стихии вокруг него, безверие же, наоборот, все рушит. Если они правы перед Богом, если воистину чисты и непорочны, пускай ничего не опасаются: идти что по воде, что по брусчатке - разницы нет. Пучина поглотит лишь грешников, не способных спасти и самих себя, да тех, в ком недостаток веры. И тут же принимался издеваться, спрашивал воспитанников: может быть, ими просто овладела немереная гордыня, с чего они вдруг взяли, что могут спасти Адамов род, и насмешливо добавлял: “Я ни от кого не скрывал и не скрываю: гордыня - грех, большой грех”.

На взгляд горожан, вышеприведенного было достаточно для серьезных обвинений, но Московская комиссия показаний коллег отца Никодима будто не заметила. Она и у учителей, а позже и у Полуэктова допытывалась ответа только на один очень странный для советской юстиции вопрос: почему он перестал молиться и спустился с вышки еще за три часа до рассвета. Не обрек ли он тем коммунаров на неизбежную гибель? Интернатских преподавателей, всех без изъятия, данное предположение ставило в тупик, и ничего путного от них так и не добились.

Полуэктов же, державшийся на следствии вполне спокойно, заявил, что, во-первых, прокуратуре доказать подобные обвинения будет нелегко: кто вообще сказал, что дети погибли, а не идут сейчас где-нибудь по Малой Азии? Во-вторых, заявление, что он перестал за них молиться, тоже бездоказательно - если искренне веруешь в Господа, до Него отовсюду рукой подать - на вышке ты или в своей комнате. В-третьих: абсурдно думать, что его молитвы могли значить для Господа больше, чем молитвы самих детдомовцев. Наверное, его доводы прозвучали убедительно, во всяком случае, ни ареста, ни суда не последовало. Тем не менее, в Таганроге Полуэктов оставаться не захотел и, едва дело было закрыто, из города уехал.

Отголоски азовской истории докатились и до Туапсе, где местный “Обозреватель” писал, что в Таганроге, после нежданной и очень сильной грозы, разразившейся в середине августа, к ликованию жителей, все пришлые беспризорники по радуге ушли из города. Добавлю сюда и еще ряд заметок. “Николаевский телеграф” в очень сочувственной статье объяснял читателям, что беспризорники пытаются вырваться из залитой кровью и горем России и, дойдя до Святой земли, там, в Иерусалиме, ее отмолить. Но добраться до Палестины удастся немногим. Остальные так и будут блуждать, как слепцы, а когда кончатся силы, погибнут.

“Телеграфу” вторил “Новороссийский обозреватель”, сообщивший подписчикам, что беспризорные при виде любого города говорят друг другу: “Вот он, Иерусалим! Это он!!!” и надеются, верят, что наконец дошли. “Керченские новости” отмечали, что коммунары убеждены, что в снарядах и пулях, которые отлили из переплавленных колоколов, сохраняется святость. Можно даже не целиться, так и так они настигнут грешника. Беспризорники из другого отряда объясняли корреспонденту, что на пулях следует выкарябывать слова любви и всепрощения и не только потому, что прощать хорошо. Просто тогда грешник, приняв в себя кусок освященного металла, в самый миг, когда он войдет в его тело, уверует и раскается. Смерть он примет чистый, как младенец, и будет спасен.