«Вы, возможно, не слышали проповедей энцев зимы двадцатого года, когда они еще только попали в Москву», – сказал, обращаясь к Фрунзе, Дзержинский, – так вот, у них две цели. Одна, дальняя, – обратить весь мир в истинную веру, ее мы касаться не станем; другая, совершенно безотлагательная, – спасти умершего во грехе своего учителя, некоего Перегудова. Пробиться к Святой земле и там, на родине Христа, его отмолить. Полесье как раз на пути в Палестину, и у Совнаркома с самоедами уже есть договоренность: они нам помогают с белополяками, а в благодарность мы им – с Иерусалимом», – закончил Дзержинский.
Уже через неделю после заседания Реввоенсовета, в понедельник 24 января, троих энцев из личной охраны Ленина Дзержинский отправил обратно на Лену с заданием распропагандировать соплеменников, убедить их помочь выстоять России против мировой контрреволюции. Кроме письменного обещания Троцкого, что, едва разбив поляков, они получат свободный коридор прямо до Святой земли и Иерусалима, им также было сказано, что в верховьях Иордана, вокруг озера Хуле, на бескрайних, заросших ягелем болотах их как братьев давно уже ждут прямые потомки Авраама – евреи-колонисты. В Палестине нет ни гнуса, ни мошки, нет холода, и снега, и волков тоже нет; как когда-то отары, которые евреи пасли в Египте в земле Гесем, олени, никем не тревожимые, могут кормиться на тех болотах год напролет, любить своих самок, растить сосунков и важинок. И там, на Святой земле, когда придет срок, они однажды со стороны Иерусалима одесную Бога-отца увидят отмоленного и оправданного ими Перегудова.
Посланцы Дзержинского попали на Лену лишь в конце мая, но за три летних месяца, по их собственному признанию, мало чего добились. Однако к сентябрю агитация дала плоды, и, несмотря на категорический запрет покойного Перегудова, почти треть племени вызвалась идти на Иерусалим, а по дороге помочь большевикам рассчитаться с поляками. Похоже, что Троцкий, что Фрунзе с самого начала не сомневались, что вербовка пройдет удачно, во всяком случае, подготовка операции к тому времени шла уже полным ходом.
Дело еще ускорилось, когда в феврале энцы со своими оленями были переброшены ближе к центру страны, на ягелевые пастбища в низовьях Печоры. На исходные позиции в полесские болота они должны были выдвинуться лишь в феврале-марте следующего года. Здесь, по левую и по правую сторону от Припяти, чтобы олени получали привычный фураж и, не теряя бодрости духа, выдержали полтора-два месяца интенсивных боев, с прошлого лета Петроградский институт экспериментального растениеводства (сокращенно ИЭР) ударными темпами высаживал ягель. Ко всеобщему удовольствию, на новом месте он отлично приживался.
Март, как ни посмотри, был наиболее удобным месяцем. Поляки со своими лошадьми беспомощны, олени же, наоборот, крепки, поджары. Правда, сезон брачных поединков закончился, но они по-прежнему в боевой форме. Впрочем, забегая вперед, скажу, продолжал Ищенко, что в год польской кампании оленей уже с осени, чтобы они зря не растратили силы, было решено не допускать до самок, пасти отдельно. И, надо сказать, самцы это приняли и поняли. Думаю, они даже догадывались, что, скорее всего, их ждет смерть, но не колеблясь соглашались отдать за Перегудова жизнь. В общем, будто во времена первочеловека, люди и животные снова говорили на одном языке, служили Господу и без слов понимали друг друга.
Однако военные учения зимы двадцать первого – двадцать второго года выявили серьезные упущения. Из-за них, к раздражению Троцкого, всю операцию «Буденный – Пилсудский» – в документах она проходит под шапкой «Братья-славяне» – пришлось перенести еще на год, на весну двадцать третьего года. Генеральный штаб не учел, что, хотя сами оленьи рога до середины апреля прочны, кожа на них тонка, нежна, и пулеметы, которые предполагается к ним крепить, сдирают ее за считаные часы.
Дальше, не имея сил терпеть боль, олени пытаются освободиться от оружия. Что бы им ни кричали погонщики, они, как безумные, мотают головами, трутся рогами о коряги и деревья, отчего кучность огня сразу приходит в негодность. Более того, сообщал в Москву Фрунзе, если бы на учениях пулеметные ленты были не с холостыми патронами, оленьи упряжки перебили бы не врага, а друг друга, причем подчистую. Недостатки были устранены лишь через год. Инженеры на Воткинском заводе запустили в серию пулеметы вдвое легче обычных, кроме того, сами энцы в добавление к сбруе изготовили для оленьих рогов прочные берестяные захваты, нечто вроде корсетов, и специальные мягкие крепления из кожи. Всё это в общем решило проблему.
Если не считать накладки с пулеметами, операция проходила по плану. Энцы за год до начала кампании перекочевали с Печоры на валдайские болота и уже оттуда, чтобы никого не вспугнуть, небольшими группами постепенно стали просачиваться в Полесье. Здесь, хоронясь вдалеке от больших дорог, они тихо-мирно пасли оленей, дожидаясь своего часа.