Буду с тобой (СИ)

– Не стоит, это же поликлиника. Могу даже опоздать, ничего? – спрашиваю я с улыбкой и Платон тяжело вздыхает, глядя на меня с тоской.  

– Уля, ну зачем ты мне врёшь? Я знаю, куда ты идёшь, – признаётся он.  

– Откуда?! Подслушивал?! – возмущаюсь я.  

– Этого и не нужно. Всё и так ясно. Ну и что он тебе на этот раз наплёл? – убито спрашивает Платон и до меня доходит.  

Ничего Платон не знает, просто решил, что я тайно встречаюсь с Кириллом.  

– Ты поедешь или нет?! Я к гинекологу опаздываю! – выкрикиваю я вспылив и ведь действительно боюсь опоздать, а от этих нервов и низ живота тянет всё отчётливей.  

Волнение снова захлёстывает меня.  

– К гинекологу? – спрашивает Платон и оглядывает меня с недоверием.  

– Да. Хочешь, проводи меня за ручку! Только поехали! Пожалуйста, – прошу умоляюще. 

Да и готова на всё, даже пойти с Платоном, лишь бы именно сегодня и поскорей услышать от врача что-то про сбой цикла, а не нервничать чёрт знает сколько. 

Платон молча моргает удивлённо и медленно выезжает с парковки.  

Спустя десять минут дороги в напряжённой тишине мы подъезжаем к нужному мне отделению. И уже, к моему удивлению, Маркелов собирается идти со мной.  

– Я про ручку пошутила, вообще-то, – нервно смеюсь я.  

– Всё равно пойду с тобой, – говорит Платон и даже не понимает, что это личное и провожатые мне тут не нужны.  

– Нет, – отказываю я.  

– Да, да, – Платон закрывает машину и спрашивает; – Или ты всё же не сюда?

– Ладно, пошли! – злюсь я и иду в нужный мне кабинет так быстро, что Маркелову приходится за мной бежать.  

Конечно, в кабинет вместе со мной он не заходит, но даже зная, что он за дверью ждёт меня, я нервничаю. На вопрос гинеколога о начале последней менструации отвечаю не сразу, путаюсь. Приходится заглядывать в календарь на телефоне и проверять свои сомнения.  

– Да, конец августа получается. С двадцать шестого по тридцать первое.  

– Ага, ну давайте посмотрим. Раздевайтесь до пояса за ширмой и на кресло, – приглашает меня врач и я на ватных ногах иду за ширму.  

Раздеваюсь и лезу на кресло, надеясь, что всё зря и выйду я отсюда со списком витаминов каких-нибудь, чтобы восстановить сбившийся цикл.  

Гинеколог осматривает меня тщательно, даже ощупывает мой живот.  

– Ну что там? Воспаление? – не выдерживаю я.  

Гинеколог смеётся и шутит, а заодно и выносит неутешительный вердикт: 

– Ага! Воспаление. Через восемь лет в школу пойдёт это воспаление, если рожать собираетесь.  

– А это точно?  

– С вероятностью процентов девяносто. Недель пять, но воспаления я не вижу. Напишу направление на анализы и узи, в платное идите. Не тяните с этим, если рожать не соберётесь, можно таблетками обойтись. Не так травматично. У нас до шести недель, есть частные клиники, где ответственность берут и за девять, но я не рекомендую. Завтра утром тест на беременность сделайте, должен уже показать, – врач отчеканивает заученные фразы, а у меня чёрные мошки начинают роиться перед глазами.  

Только этого мне не хватало. 

Я выхожу из кабинета в таком состоянии, что Платону соврать что-то просто не удаётся. Кажется, что причина моего ужаса указана на лбу большими чёрными буквами.  

– Что такое? Уля, на тебе лица нет, – спрашивает подлетевший ко мне Маркелов, а я ничего не могу сказать, только бумажки ему в нос тычу.  

Направления на узи и анализы, в которых он разбирается как свинья в сортах винограда.  

– Так, идём в машину, там успокоишься и расскажешь всё, – Платон подхватывает меня под руку, и мы вместе идём в машину.  

Маркелов снимает машину с сигнализации и усаживает меня почему-то на заднее. Сначала я не понимаю, да и вряд ли способна думать об этом, но всё равно доходит. Платон обходит машину и садится рядом. Ближе, чем это можно было бы сделать сядь мы впереди. Переборки между нами нет, сидим почти нос к носу.  

– Ну, что? Этот ублюдок тебя чем-то заразил да? – тихо спрашивает Платон, а сам закипает от злости и сжимает свободную руку в кулак.  

– Нет, – всхлипываю я, по щекам уже давно бегут слёзы.  

Не хочу этого ребёнка. Не хочу связывать себя с Беловым и вообще всего этого не хочу! Платона в это впутывать и всё что из этой ситуации может вытекать.  

– Что тогда? Скажи, милая, – шепчет Платон, глядя меня по волосам, но я молча рыдаю, и тогда Маркелов уверенно чеканит: – Уля, мы всё сможем решить!  

Я смотрю в его светлые глаза сквозь пелену слёз и верю его словам, киваю соглашаясь, но чтобы сказать мне духа не хватает. Делаю несколько глубоких вдохов и собравшись говорю с запинками: 

– Б-еременность. П-ять недель, – произношу это и начинаю рыдать в истерике, с соплями и нехваткой воздуха, до заикания.  

Платон меня всё это время не трогает. Лишь выдерживает молчаливую паузу, даёт время прорыдаться, а после берёт мою голову руками. Он заставляет меня смотреть ему в глаза и говорит:  

– Я буду с тобой, независимо от твоего решения, – его голос звучит ровно, каждое слово как клятва. – Поддержу любое твоё решение, только не делай глупостей.  

– Каких? – выдыхаю я и утираю слёзы.  

– Не говори ему и уж тем более не вздумай возвращаться к нему из-за этого.