Тишина улицы осязаема и только хрустящий снег под ногами Егора нарушает ее. Руки парня спрятаны в карманах куртки, а взгляд направлен перед собой. Я же разглядываю усыпанные снегом деревья, склоняющие ветви от навалившейся тяжести, на дорогие коттеджи, крыши которых украшены инеем и гирляндами, придающими улице праздничный вид.
Поворачиваю голову и встречаюсь с внимательными глазами парня. Такими взрослыми, мужскими, колючими, как сегодняшний мороз. Из-за белоснежного снега это поздний вечер выглядит светлее, чем в осеннюю серость, и мне легко удается разглядеть микроскопические снежинки на длинных ресницах Егора. Они точно бриллиантовые бисеринки сверкают и наполняют его глаза волшебством.
Улыбаюсь уголками губ и смущенно увожу свой взгляд туда, где в огромных снежных лапах застряла полная круглая луна. В мороз она невообразимо яркая и таинственная, что оторваться от ее созерцания практически невозможно.
— Красиво, — шепчу я.
— Очень, — чувствую теплое касание воздуха к щеке и поворачиваюсь. Егор стоит непозволительно близко, и я вижу, как горячо и учащенно дышит парень. — Очень красиво.
Его глаза блуждают по моему лицу и останавливаются на губах. Эти два слова запускают жар вперемешку с мурашками по всему телу.
— Я хочу тебя поцеловать, Вера, — неожиданно говорит Егор, почти у самых губ, задевая дыханием.
— С-с ума с-сошел? — неуверенно шепчу я.
— Наверное…
Здесь, под пологом морозной ночи, под тусклыми фонарем, спрятанные от целого мира, Егор Бестужев находит мои губы. Притягивает ближе и целует горячо, настойчиво, перемешивая наше общее теплое дыхание с холодными снежинками, протискивающимися между нашими носами, оседая на влажных губах. Меня пугает мое повиновение, когда мои губы отзываются, а тело предательски трепещет под напористой мужской энергией.
— Вера…- ласково шепчут губы Егора, слегка отстранившись.
Мой первый поцелуй…
Под мягким светом луны и искрящегося инея…
В крепких руках парня, жадно обнимающего меня и укравшего мой первый в жизни настоящий поцелуй.
Я мечтала подарить его парню — любимому, единственному, а с удовольствием отдаю чужому, не моему…
Ошеломленная, отпрыгиваю от Бестужева.
Дышу в унисон со скачущим сердцем, хватаю прозрачный разряженный воздух.
Не могу смотреть ему в глаза.
Отворачиваюсь и иду.
— Зачем ты это сделал? — спрашиваю, не оборачиваясь.
— Захотел, — невозмутимо отвечает Бестужев.
Захотел…как у него легко и просто.
Захотел поцеловал девчонку, захотел дал номер своего телефона, не захотел — не позвонил, сегодня одна, а завтра другая… Не жалея чувств, не понимая, как это больно быть одной из многих, только потому что он захотел.
Мне становится невыносимо холодно, и я обнимаю себя руками.
Чувствую прикосновение к плечам и меня разворачивают. Егор держит напористо, уверенно, не давая сбежать, а я не смотрю на него.
— Я не буду извиняться, — встряхивает и мне приходится поднять ресницы.
Смотрит.
Его щеки раскраснелись и причина тому мне не известна.
Он не жалеет. Его глаза не врут.
Сейчас он настолько открытый и искренний, что не поверить в то, что сегодня я для него та единственная, просто невозможно.
И я верю: себе и ему.
Стряхивает с моих волос припорошенный снег, натягивает на голову капюшон, выдергивает торчащие из кармана пуховика варежки и надевает на озябшие руки.
Я словно в тумане, не понимаю даже того, как моего носа касаются нежные губы Егора легким небрежным чмоком.
— В начале улицы припарковал машину. Пойдем, Снеговик, иначе продрогнешь. Трясешься, вон, вся…
Так я не от холода, глупый…
22
Дорога до моего дома мне показалась бесконечной. В полной тишине салона я даже боялась пошевелиться, чтобы лишний раз не выдать своего присутствия и не привлечь внимания парня. Егор управлял машиной уверенно, всё с тем же форменным бестужевским спокойствием, только брови, сведенные практически вместе, выдавали его в том, что он о чем-то думает.
Украдкой, исподлобья я поглядывала на парня, который смотрелся за рулем большой машины так же естественно, как и с мячом в руках.
Меня никогда никто не возил на автомобиле, я даже такси себе не каждый раз позволить могу, а тут в один вечер столько волшебства.
Мы стоим напротив друг друга у моего подъезда. Уж лучше бы он не шел меня провожать, а остался в машине. Тогда бы не было вот этого момента — неловкого прощания, когда я даже голову не могу поднять, разглядывая Кирины, налипшие снегом, сапожки.
А Егор смотрит.
Чувствую, потому что снова мои щеки пылают, а сердечко вибрирует волнением.
Как нам теперь общаться?
Для него-то ничего особенного не произошло, а для меня целый мир перевернулся. Нецелованная Вера Илюхина…
— Перестань думать, Вера. Планета не перестала вращаться о того, что мы с тобой поцеловались, — непринужденно отзывается Бестужев. Не перестала, да. Вот только на моей планете теперь такой хаос и беспорядок, и как с ним справляться мне не понятно. — У тебя такой вид, будто сейчас расплачешься. Что, я настолько в этом плох?
Поднимаю на него глаза и хлопаю ресницами.