Будущее (август 2007)

Юрий Поляков будет как Юрий Поляков. Наталья Иванова будет как Наталья Иванова. Александр Проханов будет как Александр Проханов, а Пятой империи не будет. Но если он очень захочет, он ее разглядит.

Ничего не случится с Шендеровичем.

Зато Лимонова будет не узнать. У него родится еще один ребенок, девочка. Прозу он писать не станет больше никогда, зато появится сборник его стихов о бронзе и вечности. Стихи будут не самые лучшие, зато их напишет определенно добрый человек и, наверное, гений, проживший прекрасную жизнь.

Каждый год будут выходить тысяча книг разных авторов, пятьсот пластинок разных исполнителей и сто фильмов разных режиссеров; впрочем, Сокуров будет по-прежнему снимать два фильма в год. Три книги из тысячи проживут несколько столетий. Три пластинки из тысячи проживут тридцать три года. Три фильма из ста тоже что-нибудь проживут. Один из них - Сокурова, конечно.

Русского рока больше не будет. Авторской песни не будет. Хороших песен протеста не будет. Не будет русских песен для релаксации. Будут иногда появляться отдельные хорошие песни, сами по себе, из ниоткуда.

Кроме того, из ниоткуда будут появляться хорошие фильмы; кстати, Павел Лунгин, что бы вы ни говорили, снимет некоторые из них.

Возможно, выяснится, что Владимир Епифанцев гениален.

Хотя черт его знает.

Приезжая на дачу, я буду разжигать печку все тем же «Огоньком», все тем же «Нашим современником». «Огонек» горит хуже. Я очень серьезно написал эту фразу. Никакого второго смысла в ней нет. Сами проверьте, как он горит. Сразу гаснет.

Никакой истории кроме этой не случится. Да, собственно, и не случалось здесь никогда. Если б не Великая война, приходящая к нам каждое столетие, вообще нечего было бы вспомнить.

Но Великой войны у нас не будет.

Не будет, не будет, не будет, не будет, не будет.

* ОБРАЗЫ * Олег Кашин Почти ремейк

В деревне Соколово убили старика процентщика

I.

В начале августа, в чрезвычайно жаркое время, под вечер, один молодой человек вышел из своей каморки на улицу и медленно, как бы в нерешимости, отправился к остановке маршрутного такси.

Маршрутка ехала через весь город - мимо длинного бетонного забора с огромной синей надписью «Я люблю Ногинск! А ты?», мимо торгового комплекса «У пушки» в первом этаже хрущевской пятиэтажки, мимо собственно пушки - памятника героям-зенитчикам, защищавшим в 1941 году подмосковное небо. На пересечении Рабочей и Трудовой водитель привычно выматерился по поводу недавно установленного светофора, служащего неиссякаемым источником пробок (меня там в тот момент не было, но я знаю, что водитель выматерился; на этом перекрестке водители всегда матерятся), и, дождавшись зеленого, покатил дальше - к выезду из города.

Два километра по шоссе, а потом направо по проселочной. Еще через километр начиналась деревня Соколово. Единственная в деревне остановка - у магазина. Молодой человек вышел из маршрутки и растворился в темноте.

II.

Это было во вторник, 7 августа. А через пять часов (уже в среду, восьмого) в дежурную часть ногинской милиции позвонил неизвестный. Он был очень взволнован и испуган, и из нескладной его речи можно было разобрать только адрес - Кооперативная, 18 - и слово «убийство». Неизвестный просил срочно приехать. Кажется, он даже плакал.

«Неизвестный» - это потому, что мы с вами его не знаем. Старший следователь ногинской прокуратуры Петр Николаевич Щербаков (обычный подмосковный парень лет тридцати с барсеткой и в сандалиях, надетых на носки) этого неизвестного теперь прекрасно знает и уже несколько раз его допрашивал, но имя не разглашает: «Защита свидетелей, все дела». Свидетель дружил с семьей из восемнадцатого дома, вечером во вторник собирался к ним в гости, но к телефону никто не подходил, и, провисев на трубке до самой ночи, этот человек решил заехать к Пименовым - проверить, не случилось ли чего.

III.

О Пименовых в Соколове знают мало. Усадьба (два дома - трехэтажный кирпичный и крепкая деревянная избушка; супруги жили порознь: муж в большом доме, жена в маленьком) - на самом краю деревни, обитателей двое, их дочка, зять и внучка лет пять как переехали в Ногинск. Дружбу с соседями не водили, да и с кем им дружить: Пименовы всегда, сколько их помнят, были единственными местными богачами - еще с советских времен, когда Николай гонял за Урал МАЗы, а Анна работала администратором на рынке.