Будущее капитализма

В настоящее время капитализм имеет то преимущество, что после смерти коммунизма и социализма у него нет больше активного конкурента в виде какой-либо общественной системы. Невозможно устроить против чего-то революцию без альтернативной идеологии. Но повсюду растет недовольство и открытая враждебность, проявившиеся не только в американских выборах, прошедших в ноябре 1994 г. В первом туре французских выборов крайние правые сторонники Жана-Мари Ле Пэна собрали 15% голосов: это были голоса тех самых белых мужчин, которые голосовали в Америке за новое республиканское большинство, людей со снижающимися экономическими перспективами, страхи которых удалось сосредоточить на иммигрантах. Калифорнийское «предложение 187» пользуется явной поддержкой во Франции. Религиозные фундаменталисты почти всюду стремятся захватить политическую власть (в Алжире, Израиле, Египте, Индии, Японии и Соединенных Штатах), свергнуть существующие правительства и установить свою версию уверенности и истины.

Консервативные сторонники свободного рынка играют с огнем, вступая в политические союзы с религиозными фундаменталистами, поскольку цели их совпадают лишь в том, что те и другие хотят избавиться от нынешних правительств. Религиозные фундамента листы веруют в свободный рынок товаров и услуг не больше, чем в свободный рынок идей. Фундамента листы знают, что надо продавать и чего не надо продавать. В Иране религиозным фундаменталистам удалось захватить государственную власть. Торговцы с базара принесли пользу Хомейни, финансируя его «исламскую революцию», так как они ненавидели экономические реформы шаха, угрожавшие им новой конкуренцией в виде традиционной западной розничной торговли. Но как только религиозные фундаменталисты оказались у власти, они обратились против тех же торговцев, устанавливая ограничения, что можно и что нельзя продавать. Скромность требовала, чтобы женщины носили «надлежащую» одежду. Определение порнографии внезапно расширилось, включив почти все, что им не нравилось. Теперь эти торговцы с базара находят, что их дела идут гораздо хуже, чем во времена шаха.

Правительства во всем мире обеспокоены, поскольку они должны ответить на реальные проблемы и тревоги своих граждан. Политика, осуществляемая в результате большой победы республиканцев в 1994 г., даже не касается проблем падающей заработной платы и растущего неравенства. В конечном счете те же избиратели станут снова несчастными избирателями и будут искать любых демагогов, какие им подвернутся во время выборов. Ярость, направленная против демократов в конце 1994 г., в будущие годы может легко быть направлена в обратную сторону, против бизнесменов, если только найдутся «хорошие» (или плохие?) лидеры. Большая группа избирателей с открытой враждебностью, не получающая благ от экономической системы, не способствует никакому экономическому или политическому успеху.

Демократии хорошо реагируют на кризисы, поскольку кризис сосредоточивает общее внимание на одном и том же вопросе и требует действия. Демократии почти никогда не действуют без кризиса, электризующего общественное внимание. Чтобы осуществить какое-нибудь изменение, демократии нужно убедить большое число своих средних граждан (значительно больше 51%), что это изменение необходимо. Большинству всегда присуща консервативность, поскольку любое изменение означает, что само большинство должно переменить свой образ действий. Без кризиса трудно убедить значительное большинство, что нечто нуждается в изменении. Без кризиса меньшинства, задетые изменением, всегда могут его блокировать. Демократии уделяют непропорционально большое внимание группам меньшинств, сосредоточенным на одном вопросе, поскольку от них часто зависит исход выборов с почти равным числом голосов, причем их можно легко обратить в своих твердых сторонников — просто поддержав их в единственно важном для них пункте.

Но текущие экономические явления — это не кризис. Реальный доход рядовых работников убывает меньше чем на один процент в год. Перемены становятся драматическими через двадцать пять лет, но не через год. Распределение доходов и богатства драматически изменилось за последние двадцать пять лет, и против этого не было сделано решительно ничего. Политика, способная изменить текущий ход событий, даже не обсуждается.

Впрочем, эти тенденции вызваны столь фундаментальными силами, что их очевидным образом нельзя изменить частными реформами экономической политики. Требуются крупные структурные изменения. Но, конечно, демократии умеют это делать хуже всего. Когда демократии вынуждены двигаться, они не делают радикальных изменений, двигаясь к глобальному оптимуму, а предпочитают медленно двигаться по линии наименьшего сопротивления к некоторому локальному оптимуму. При нормальной эволюции это правильная стратегия. Но в период кусочного равновесия она неправильна. Локальные оптимумы и линии наименьшего сопротивления часто уводят в сторону от глобального оптимума, а не приближают к нему.