Будущее ностальгии

Сексуальная революция пришла в Ленинград именно через «Сайгон» и другие подобные места. Сайгоновские дружеские и любовные отношения ценились гораздо выше, чем семейные и профессиональные связи. Женщины «Сайгона» редко были женами; скорее, они были музами и преходящими подругами, которые целовались, потягивая дешевый портвейн, и обсуждали Хулио Кортасара. Вопреки марксистскому изречению, здесь, в «Сайгоне», те, кто был с нами, сосуществовали с теми, кто был против нас[392]. Иногда одетый в джинсы кагэбэшник мог обмануть вас своим знанием Гарсиа Маркеса[393]. Именно в «Сайгоне» люди обсуждали пражскую весну, а также вторжение в Афганистан или аресты Бродского и других. Одна из легенд «Сайгона» гласит, что человека арестовали за каламбур, который он произнес в «Сайгоне». По-русски «смотреть на что-либо невооруженным глазом» означает смотреть на что-либо без оптики. Поэтому во время визита Ричарда Никсона в Ленинград в разгар кампании за ядерное разоружение и разрядку напряженности один человек взял большой бинокль и сказал, что не может смотреть на президента «невооруженным глазом». Прикол остался не оцененным представителями власти, и его арестовали по обвинению в терроризме. Однако в «Сайгоне» не было страха: здесь присутствовал элемент приключения; не нужно было далеко ехать, чтобы вести жизнь на грани риска. Один из слухов гласит, что «Сайгон» просуществовал так долго — до 1990 года, потому что он был удобно расположен возле штаб-квартиры КГБ и что некоторые информаторы КГБ тоже были обычными людьми, которые наслаждались кофе и неформальной атмосферой.

Система «Сайгона» не была основана ни на советской системе блата и статуса, ни на престиже денег. Здесь был культ нищеты или, скорее, равнодушия к экономическим вопросам. Однако это безразличие было не столько отражением реальных экономических обстоятельств, сколько стилем поведения. Были среди сайгоновцев и фарцовщики, которые ценили деньги и часто приглашали своих друзей-поэтов выпить в «Ольстере», еще одном неофициальном заведении, где, в отличие от «Сайгона», можно было расположиться сидя и даже насладиться недешевой выпечкой. Культура «Сайгона» раздражала власти и балансировала на грани между страхом и алкогольным опьянением. Тем не менее она расширяла горизонты возможностей и обеспечивала существование культурного протеста в таких формах, которые, быть может, не изобличали систему[394], но где-то подтачивали ее, подобно ржавчине. Ностальгия по «Сайгону» — это тоска по поколению 1970‑х годов, той самой свободной и иронической солидарности и альтернативному кругу друзей и попутчиков, не связанных экономическими и институциональными обязательствами.