– Обстоятельства так сложились, – с неловкой улыбкой попыталась объяснить я.
Тим с остервенением отбросил одеяло.
– Значит, ты не вернешься!
– Пока нет, но когда–нибудь, – я постаралась сдержать печальный вздох, – когда–нибудь возможно.
– Когда? – упер руки в боки друг. – Когда твоему отцу стукнет семьдесят?
– Я не знаю, Тим, – прикрывая глаза, выдавила из себя я. Весь этот разговор был мучительным. – Я просто не знаю. Я даже не знаю, чем окончится завтрашний день, а ты требуешь от меня ответов на вопросы, которые еще даже рано задавать.
– А что насчет меня? – и его лицо искривилось.
– Я верну тебя домой, – попыталась улыбнуться я, но сама же почувствовала, какой скомканной она вышла. И совсем не ободряющей.
– Это хорошо, хорошо, – забормотал он, разом растеряв всю свою воинственность. Он вообще не был бойцом. Он был просто хорошим человеком, который умел был отличным другом. Очень редкая черта. – Потому что этот мир… эти стены… все здесь как–то очень странно на меня действует.
– Странно – это как? – всмотрелась я в веснушчатое лицо.
Плечи его поникли.
– Как будто из меня высасывают душу, – поделился Тим. – Я… мне всё труднее думать о том, кто я и как здесь оказался. Труднее вспоминать о доме. Я даже с трудом смог вспомнить имя Риты.
– А Рита – это?…
– Моя девушка, – ласковая улыбка подсветила его лицо, прогоняя страх и тревогу.
– Ты её любишь? – спросила я с замирающем сердцем.
– Да, – просто ответил друг. Не думая, не сомневаясь, не ища других формулировок. Такой простой ответ на такой сложный вопрос. Просто – «да».
Наверное, я должна была за него порадоваться.
Наверное…
– Тим, – начала я, устремляя взгляд в не задёрнутое окно, темнота за которым напомнила мне цвет глаз принца. – Как ты думаешь, чем пахнет любовь?
Он не удивился странному вопросу.
Вместо этого он попытался ответить, обстоятельно, как делал всегда.
– Если подойти к вопросу с научной точки зрения, то любовь пахнет смесью гормонов – дофамина, эндорфина, адреналина, аксетоцина, эпинефрина. Если с поэтической, то, беря за основу строчки известного поэта, любовь пахнет духами и туманами. А если с логической, то любовь пахнет так, как пахнет тот, кого ты любишь. Или как пахло в тот момент, в который ты поняла, что это – любовь.
– А чем пахнет любовь для тебя? – всхлип застрял в горле.
– Булочками с корицей, – с неожиданной мечтательностью ответил друг. – Рита испекла их для меня, когда впервые позвала в гости.
Я повернула к другу лицо. В глазах стояли горячие слезы. Но я была сильной. И ни одна из слезинок не сорвалась вниз, хоть и прожигала бездонные дыры в душе.
– Я желаю тебе счастья, – с трудом вымолвила я и закусила губу, чтобы не дать прорваться рыданиям. Это была только моя боль. И таковой она и должна была остаться.
Я взяла его за руку и последний раз переплела наши пальцы. Это было моим прощанием. А потом мысленно попросила, чувствуя, как содрогается, ломается что–то глубоко внутри: «Позволь мне вернуть его домой». И проход распахнулся, как распахивается тяжелая, старая, но хорошо смазанная дверь в темном пыльном подвале, наполненном детскими страхами и несбывшимися надеждами. Возможно, дверь была смазана моими невыплаканными слезами.
Я не шагнула через порог, но, мысленно концентрируя на нем свое внимание, подвела к порогу Тима, а после толкнула в грудь, отправляя прямиком в проем и видя, как за спиной друга проявляются очертания его комнаты. Наши пальцы легко расцепились, потому что ни он, ни я не хватались друг за друга. И только кончики его пальцев соскользнули с моих, как дверь с грохотом захлопнулась, распространив вокруг запах пыли и сырости.
Тим исчез, вернувшись в свой мир.
А я рухнула на колени, заходясь в рыданиях.
Глава 29
Когда тяжелые ладони легли на плечи, я подумала, что это Сатус. А потом уловила теплые шоколадные нотки, скрашенные запахом чего–то резко освежающего, влажного, похожего на то, как пить горячий шоколад на веранде в раннее морозное утро, грея руки об исходящую густыми паром чашку.
Стало очевидно, что это не Тай. От того пахло по–другому.
– Вставай, – проговорил Шейн и легко поднял меня с пола. – Хватит своей юбкой собирать всю пыль с моего пола.
Меня усадили на кровать, вручили чистый белый платок в одну руку, и стакан воды – в другую. Я попыталась сделать глоток, не вовремя икнула, ударилась зубами о стекло и застонала.
– Тай прав, – покачал головой Шейн, сдерживая улыбку, которую я видела, даже сквозь застилавшую взгляд мутную пелену не успевших еще высохнуть слез. – Ты и правда недоразумение.
– Тогда зачем…, – судорожный вздох оборвал с трудом произнесенные слова, не дав договорить.
– Зачем я тебе помогаю? – легко догадался демон, подтягивая к себе стул и усаживаясь на него верхом. – Ты забавная. Как котенок. Постоянно находишь себе неприятности, тыкаешься смешной мордочкой везде подряд и не видишь опасности у себя перед носом.
– Очень красочная аналогия, – прогундосила я из–за заложенного носа.