Будущую войну выигрывает учитель. Книга первая. Карьера

А как в реалии? Отличить телегу с порохом от телеги с провиантом — невозможно, они все накрыты парусиной, ну нашёл ты телегу с порохом, он в бочонках, и дальше что? Поджечь! дак пламя увидят и потушат, поломать один бочонок и поджечь, дык сам улетишь, герой делает дорожку из пороха, и поджигает, а вы пробовали делать дорожку, на земле в траве сырой? Да ещё такой длинны, чтоб успеть убежать. Вероятность, что огонёк добежит до пороха — ноль. Взять языка, скажете вы, выяснить, где порох, где огненный (бикфордов) шнур, и вот тогда устроить большой бабах. А кто допрашивать будет? Я таки учил в школе именно немецкий. Но вот нет у меня способностей к языкам, я даже по-русски, до самой смерти писал с ошибками, да я и сейчас также пишу, но сейчас это не актуально, я ведь крестьянин. Помню из школьной программы только — Анна унд Марта баден. Это потому, что купающиеся Анны и Марты, меня больше всего волновали. А остальные вообще не грамотные были, до недавнего времени, да и сейчас ещё все читают по слогам. И вот, что делать? Лежим, любуемся на обоз, и скрежещем зубами от бессилия. Ну да ладно пора уже в обратный путь. Люди устали неимоверно. Целый день переход, и пол ночи бег по вражеской территории, да с оглядкой, да каждого куста пугаясь. А ещё надо выяснить — у немцев обоз идёт в конце колоны? или как у нас в середине. В общем пошли дальше, вернее побежали. И тут меня осенило. А смогут ли мои пластуны убить человека? Ведь в кровавом деле то мы ещё не были. А смогу ли я убить? Я ж ни в этой жизни, ни в прошлой — людей не убивал. Разумные богомолы не в счёт. Я приказал остановиться, похоже обоз шёл последним, возле него только полк стоял. Видно, для охраны.

— Видно, что мы прошли уже всю армию. Разведывательная част операции закончена. Теперь нам предстоит вернуться назад и доложить обо всём начальству. Про себя повторите зафиксированное количество полков, отдельных рот, и пушек — это что бы каждый мог доложить командованию, ведь можем не все вернуться. А сейчас будем тренироваться.

На меня все недоумённо посмотрели. Типа ты, старшина, вообще берега попутал. Почти сутки на ногах, и ещё пол ночи бега предстоит. Какая тренировка?

— Будем тренироваться убивать живых людей. Ведь никто из нас никогда живого человека не резал. Мы умеем резать глотки врагам только в теории, а вот на практике — нет. А это ой как не легко, надо себя перебороть. Помните, что надо сделать, чтобы убить человека?

— Его надо возненавидеть, лютой ненавистью.

— Так, а за, что мы ненавидим прусаков?

— Они пришли на нашу землю, они хотят нас ограбить, изнасиловать наших жён и дочерей.

Все одобрительно загудели.

— Но они не пришли на нашу землю. Это мы пришли на их.

Сказал я, нужно было расставить все точки, а то в последний момент диверсант зажмёт рот часовому, а ножом полоснуть — не сможет. Вот и поднимется шум, и, естественно, будут потери. А оно нам надо?

— Ну дык какой повод для ненависти придумаем?

Я начал улыбаться всем своим видом показывая сарказм.

— А давайте одного сдадим, посмотрим, как его пытают и за это будем их ненавидеть.

все заулыбались.

— Хотя не подходит. Пытать его начнут только утром, а нам до утра надо быть в полку. В общем даю историческую справку, за что мы так люто ненавидим прусаков. Пруссия, от слова «По Русье» это исконные русские земли. А злые рыцари захватили их. И вырезали наших предков, наших прадедов и прапрадедов, прапрабабушек, праотцов и праматерей, отомстим потомкам, за их плохих предков, а за одно и наши земли вернём.

Идея воодушевила.

— Повторяйте себе это, накручивайте себя, пока мы идём до их лагеря.

Возвращаемся по дороге назад. Дозорный даёт сигнал. Вот они. Я иду первым, за мной ещё пятеро. По числу часовых, подползаем к оным и почти одновременно тихо, бесшумно поднимаемся и раз пять глоток перерезано. Осторожно, так же бесшумно опускаем тела на землю. Отходим, следующие ползут в право и влево. Вот сейчас я дрожал от волнения. А вдруг у кого-то не получится, получилось. Стояла тишина. Я решил, что надо закрепить пройденный материал, жестами показал на ближайшую палатку, уже не ползком, но очень тихо. Окружили, разрезали парусину, и проникли во внутрь, прусаки спали на полу, я ближайшему положил ладонь на рот и полоснул, забулькало, меня чуть не стошнило. Подавил рвотный позыв, огляделся. Живых прусаков в палатке не было. Я жестами приказал покидать лагерь неприятеля. И мы побежали в сторону от дороги. Бежали как никогда. Страх гнал нас. То, что мы сделали нас самих, пугало до мокрых штанов. Но теперь я точно знал — диверсионная группа есть, и ей по плечу любые задачи.

Прибежали в полк почти к обеду. Мои пластуны попадали прямо возле часового. Сил, уже не оставалось никаких. Я, шатаясь, побрёл искать командование. Нашёл, язык уже почти не ворочался, полковник слегка занервничал. Шутка ли, едва живой старшина еле бредёт, едва переставляя ноги, а вдруг это всё, что осталось от разведроты? Я начал сумбурный доклад, он махнул рукой, типа отставить.

— Говори понятней, что случилось с ротой?