- Я говорю о Пакизе. Выронила кувшин, пролила воду.
- Она ведь обругала нас и облегчила свою душу. Чего же ей еще надо?
- Я так просто сказал.
- Никак девушка понравилась тебе, господин?
Ашраф покраснел до ушей.
- И не думай об этом, господин. Сейчас твой отец с моллой Садыхом на ножах.
- А что случилось?
- Два раза они столкнулись, чуть не пролилась кровь.
- Из-за чего?
Таптыг, чтобы не продолжать разговор, принявший неожиданный оборот, пришпорил коня и помчался вдоль реки. Старик Годжа, засучив брюки до колен, стоял около своей лодки и выгребал из нее ведром воду. Дождевой воды налилось до половины лодки, она наполовину погрузилась в воду. Волны толкали ее, и она покачивалась, царапая носом берег, скрипели маленькие камешки.
Ашраф сошел с коня. Он постоял, посмотрел на лодочника и на очаг, тускло горевший на берегу, затем, передав поводья Таптыгу, подошел к старику:
- Здравствуй, дядя Годжа.
Старик выпрямился и посмотрел на парня. Узнав Ашра-фа он улыбнулся и, по обыкновению, хотел весело ответить ему, но вдруг нахмурился.
Ашраф не уловил перемены в старике и с той же приветливостью пошутил:
- Как успехи с молодыми девицами?
Лодочник понял, что Ашраф не знает еще ни о чем, и на этот раз приветливо улыбнулся:
- Знать, настроение у тебя хорошее? Эй, жених красавицы!
- А почему мне хмуриться, отец красавицы?
- Ты мою дочку не трогай, а то свяжусь с твоей теткой.
- Могу подарить тебе тетю, дядя Годжа, лишь бы ты перевез меня на ту сторону.
- Нет, такой шутки я не могу позволить.
- Почему?
- Жизнь не надоела еще...
- Неужели воды боишься?
- Видишь, какая вода.
- И что здесь страшного? Или ты никогда не видел бурной Куры.
- Зачем говорить о том, что было.
- Видно, состарился ты, сдаешь?
Старик повернулся и посмотрел на противоположный берег, на волны, кидающиеся на высокий обрыв.
- Ты прав, сынок. Руки мои не те. Потому и лодка не слушается меня.
Старик вздохнул и сел на дощатое сиденье. Ашраф посмотрел на сморщенную кожу его шеи, на синие жилы на его руках, на пальцы, которые мелко дрожали. В глазах старика действительно была тоска человека, утомленного жизнью. Старик глядел в воду, а волны, подгоняя друг друга, рвались на берег. Разбушевавшаяся Кура завихрилась, вспенилась, и все, что попадало в нее, уносилось в водоворот. За водоворотом, словно остыв от гнева, она текла ровнее, спокойнее.
Ашраф прыгнул в лодку.
- Дядя Годжа, кто старше: ты или эта лодка?
Лодка намного старше меня, сынок. Мой отец говорил, что она досталась ему от деда.
- И отец у тебя был лодочником?
- Да. Мы все лодочники, с тех пор как здесь основано было наше село.
- И Черкез будет лодочником?
Старик помолчал немного, глядя выцветшими глазами на Апграфа.
- Не знаю... Лучше, если бы он не был...
- А почему?
- Лодочники не умирают своей смертью. Эта лодка проводила моего деда и отца. Не сегодня-завтра наступит и моя очередь.
Слова Годжи растрогали Ашрафа. Он представил себе Черкеза, темную их землянку.
- А что ты думаешь дальше делать, дядя Годжа?
- Не знаю. Был бы клочок земли, пахал бы, сеял. По милости бога земли у нас нет.
Ашрафу по доброте сердечной хотелось успокоить старика и даже как-нибудь помочь. "Что, если скажу отцу, и этому бедняге дадут немного земли?" - подумал он.
- Найдется, дядя Годжа, земля, не горюй.
- Откуда найдется, сынок?
- Да мало ли божьей земли.
- Божью землю давно люди разобрали себе. Сдохнут, но не выпустят из рук, не отдадут.
- Отдадут.
Старик заметил, каким серьезным стало лицо этого молодого парня. В душе он посмеялся над ним, над его добротой и неопытностью.
- Слушай, жених красивой невесты, ты еще в пеленках, потому и говоришь так. Лучше не утомляй себя такими разговорами. Этот мир так уж устроен. Каким пришел, таким и уйдет. Ты лучше скажи, как у тебя дела?
- Большое спасибо, дядя Годжа. А что у вас нового?
- Все в полном здравии.
- А где Черкез? Как Гюльасер?
Старик внезапно нахмурился, суетливо вскочил на ноги, взял весла, прислоненные к боку лодки, опустил их в уключины и что было силы толкнул лодку вперед.
- Когда приедешь домой, спроси у брата!
Конь Ашрафа, почуяв что-то, навострил уши и заржал. Все невольно обернулись и посмотрели в сторону лесу. Ашраф выпрыгнул из лодки и вскочил на коня.
Четверо казаков на конях остановились на опушке леса.
Офицер посмотрел в бинокль на людей, кишащих на берегу, на скот, а также и на тех, кто, сидя над обрывом, ожидал сельчан и родственников. Пришпорив коня, офицер выехал на тропинку. За ним помчались и остальные.
Псы натянули цепи и залаяли в один голос. Ребятишки, бегающие вокруг, от страха спрятались под арбы. Люди с тревогой смотрели на казаков, приближающихся к переезду. Джахандар-ага тотчас вскочил на ноги. Он велел батракам запрячь арбы и отъехать в сторону.
Казаки тем временем подъехали и остановились рядом с лодкой. Офицер сперва посмотрел на лодку, на вздыбившуюся Куру, затем обратился к Годже:
- Перевези нас на тот берег.
Старик, ничего не поняв, пожал плечами. Тогда один из казаков выехал вперед и сказал по-азербайджански:
- Начальник просит перевезти нас на ту сторону.
Годжа улыбнулся: