Букелларий

Начало следующего года было спокойным. В поход не пошли, даже саксов не гоняли по привычке, потому что Карл Мартелл заболел. Затем случился звездопад. В середине лета пришло известие, что умер восточно-римский император Лев Третий по прозвищу Исавр, и престол занял его сын Константин Пятый. Мажордом всех франков продержался до двадцать второго октября. Его старший сын Карломан стал мажордомом Австразии и части Нейстрии, что должно было обозначать его главенство. Младшему сыну Пипину по кличке Коротышка достались большая часть Нейстрии и второстепенные в то время территории — Бургундия, Прованс и Аквитания. Пятнадцатилетний Грифон, бастард от баварки Свангильды, не получил ничего существенного, поэтому захватил Лаудун, который в то время был чем-то вроде духовной столицы королевства франков, и объявил себя мажордомом их всех сразу. Он имел на это не меньше или не больше прав, чем единокровные братья. В последние годы у франков не было короля и, следовательно, не должно было быть и мажордомов.

Большая часть моих владений находилась на территории, доставшейся Карломану, и я со своим отрядом прибыл по его зову к Лаудуну. Там же собиралась и армия Пипина Коротышки. Ждали, когда наберется больше воинов, чтобы начать штурм, и вели переговоры с горожанами, которые воевать не хотели, но и сдаться не могли, потому что довольно сильный гарнизон подчинялся Грифону. Говорят, бастард пообещал каждому воину очень большой надел земли, если станет мажордомом всех франков. Армии под командованием законнорожденных братьев тоже не горели желанием штурмовать Лаудун. Город находился на холме высотой метров двести и был обнесен крепкими каменными стенами шестиметровой высоты и башнями разной формы. Даже без помощи горожан, гарнизон сможет защищать его долго и перебьет немало осаждавших. Среди наших воинов все чаще шли разговоры о том, что Лаудун надо брать измором. Карломан и Пипин прислушивались к этим речам, потому что, в отличие от отца, не имели авторитета, что при отсутствии легитимности заставляло заигрывать с армией. Вдруг воинам что-то не понравится, взбунтуются и объявят Грифона своим мажордомом?! Он ведь больше обещает, а народ во все времена падок на сладкие речи.

Был уже конец ноября. Пока не очень холодно, однако зима близко. Мерзнуть под Лаудуном у меня не было желания. Заодно хотелось выслужиться перед родственниками. Глядишь, подарят еще одно графство. Сидящие на троне непрочно проявляют в начале правления фантастическую щедрость. Несколько раз днем и ночью я объехал холм, на вершине которого был город, пытаясь найти слабое место, и, вроде бы, нашел такое. Стена там шла почти по краю холма, стесанного почти вертикально. Можно будет вырубить пещеру и попробовать обрушить куртину, но это сделаем позже, если не проскочит более быстрый вариант. Я подумал, что в этом месте нападения ждут меньше всего, и решил наведаться ночью.

С Северного моря дул сырой холодный ветер. Он запросто продувал мои одежки и конденсировался на кольчуге в мелкие капли, которые стекали на ткань под ней, промачивая, из-за чего я сильно озяб, пока добирался от своего лагеря к городу. Бригандина, наверное, защитила бы от ветра лучше, но решил не надевать ее, потому что сильно сковывала движения. И саблю закрепил на спине, оставив на ремне только острый нож в кожаных ножнах.

Карабканье по крутому склону малость согрело. Площадка под стеной была узкой, на одного-двух человек, поэтому ограничились одной «кошкой». Зацепилась только со второй попытки. Видимо, это был знак, на который я не обратил должное внимание. Первыми поднялись два опытных лангобарда. Я полез третьим. Канат был холодный и сырой, руки соскальзывали по нему до мусингов.

Когда мне оставалось преодолеть меньше метра, наверху послышались шум шагов и крики:

— Тревога! К бою!

Мне надо было бы спуститься, бросив своих людей на произвол судьбы, но я предположил, что врагов мало. Как-нибудь справимся втроем на сравнительно узком сторожевом ходе, а потом отступим. В тот момент, когда я оперся рукой на стену между зубьями и начал подтягиваться, в грудь справа немного ниже ключицы ударили сильно и больно. В самый последний момент я заметил более светлый, наточенный наконечник копья, который прорвал кольчугу и вошел в мое тело. Сперва было не столько больно, сколько поразило нахождение инородного предмета в моем теле. Впрочем, он сразу высунулся, потому что я полетел вниз. Мгновения щемящего чувства в яйцах во время полета, сильный и болезненный удар о каменистую землю, кувыркание по склону.

Ко мне тут же подбежали подчиненные:

— Жив, граф?

— Ранен, — скрипя зубами от боли, выдавил я.