Букет белых роз (СИ)

Вокруг одна тишина и больше ничего. В комнату, в розовой полумгле заката, беспрепятственно врывается холодный воздух.

Меня всё и вся раздражает, хотя раньше такого не наблюдалось. Я с горечью передразнивала спокойный голос Велдона, едва сдерживая слёзы, когда тот позвонил мне, чтобы узнать ответ. Но его я дать пока что не могла.

Это боль. Невозможная убивающая боль. Поэтому я никогда не прощу существования Игры Искусства. Повторюсь, никогда.

— А может, ты всё-таки изменишься в худшую сторону, чтобы жить без нас дальше? Будешь пить, давать всем мужчинам за деньги, воровать?

Сердце было готово сразу разорваться от такого вопроса.

— Нет, - сглотнула я, - это исключено.

Потом я долго смотрела на светящийся экран телефона, прокручивая все слова, сказанные магом. Не стало мне от него простого житья.

Стать грязной девушкой… Нет, я не хочу терять настоящую себя.

Я прижала подушку к груди, закрыла глаза и уткнулась в смятые волны чистого одеяла. Бессонница сильно давит тело. В горле стоял горький ком, щеки были залиты слезами, легкие горели от боли, а мое лицо, красное и заплаканное, наверное, не так симпатично, как прежде.

Меня полностью снедала тоска. Я не могла сказать всё, как есть… Я боялась признаться своему отцу в том, что скрывала ото всех друзей и знакомых. Лишь родитель знал, как мне будет лучше поступить… И нынешнее положение уж вряд ли можно исправить.

Сердце, изнывающее от боли, билось медленно, но слишком больно отдавало в груди.

Слушая отдаленные посторонние звуки, я снова преодолеваю страх и набираю номер в никуда. Звоню непонятно кому, в надежде услышать нежный голос отца, но отвечал всегда кто-то другой. И в этот раз я завершила вызов, продолжая лить слёзы и задыхаться от нехватки кислорода.

В последнее время я часто кашляла.

По жилам течёт кровь, дышать становится слишком трудно, и это перерастает в тошноту, резко переходящую на рвоту, и вот, на пол выплескивается лужица густой алой крови. Я отчётливо понимаю, что у меня широко открыты глаза, а лёгкие сжимаются в жутком спазме.

Кашель возобновляется.

Опираясь дрожащими руками о стену, я шла на кухню, чтобы выпить воды, но когда попыталась налить её в ёмкость, то с ужасом увидела, что прозрачная струя бежит прямо мимо кружки.

Не получается. Ничего не помогает.

Сознание теряется со скоростью молнии. Приступ вогнал меня в наихудшее состояние, и чем это всё чревато — неизвестно.

Я падала, потянув за собой стеклянный графин, который разбился вдребезги, и осколки рассыпались около меня, теряющей рассудок. Штора, судя по отметинам на ткани, тоже упала моим стараниями. Я захлебывалась собственной кровью, что рвалась из горла наружу крупными потоками, и становится ясно, что это грань, два пути, два слова: жить или погибать. Что-то одно, но последствия необратимы.

Слеза покатилась и намочила ушную раковину, а глаза слипались, их словно смежил долгий сон. На моих губах остаётся горький пепел несказанных слов. Я сожалела, потому что мне казалось, что уже было поздно.

***

Больничная кровать пахнет как-то странно. Обычно такой запах ассоциируется с моим детством. Подавляющую часть своих лет я провела именно в таком состоянии — пропуская учёбу, в палате, под присмотром доброй медсестры, — и сейчас история повторилась заново.

Лицо по цвету сравнялось со снегом. Такая же жизнь, как и раньше. За короткий промежуток времени я исхудала, словно больная, но вернуться в прежнюю форму — вполне поправимо.

— Это… не серьёзно? — от безысходности шептала я пришедшей женщине в белом халате, трогая на щеке залепленную пластырем рану. — Скажите, что мне ничего не грозит… Что… Что со мной произошло?

— Девушка, не беспокойтесь, ничего особенного, — пересматривая бумаги, словно напевала миловидная медсестра. — Вы просто потеряли сознание. Всё произошло на почве нервного срыва. К тому же, у вас воспаление лёгких. Это не страшно, вскоре вы встанете на ноги.

— Все ясно, — глядя в одну точку, только и сказал я, чувствуя, что теперь беспокоиться не за что.

Медсестра, понимая, что пока она здесь больше не нужна, покинула палату, и ее присутствие заменил кое-кто другой.

Дверь открывается, и в помещение входит тот, кого я всецело ожидала, но не так, как ныне, и тогда на моем лице отобразился испуг. Индус по имени Солнце, накинув на плечи белый халат, неспешно приблизился к моей кровати и опустился на стул.

Молчание мужчины носило совсем другой характер.

Он закрыл глаза.

— Ничего не надо бояться. Совершенно ничего. Игра станет твоим смыслом, ты просто станешь другим человеком. В другой жизни. Я знаю, что тогда ты будешь по-настоящему счастлива…

— Я думала, что все будет иначе… — Я говорила обрывками фраз, не справляясь с болью в груди. — Извини, пока не могу Велдону дать точный ответ.

— Я знаю, — вздохнул юноша. — Просто решил навестить тебя. Как ты?

— Боже мой, само Солнце обо мне заботится! — воскликнула я с улыбкой, поднимая руки. — Никогда бы не подумала.