Букет белых роз (СИ)

В утреннем воздухе было прохладно и свежо. Здания и прохожие потеряли в себе яркие краски: в однотонных цветах, неприметные и страшащие.

— Чего такой довольный? Али Себастьяна встретил на старость лет? — удивился Рональд, когда заметил, что с моего лица не исчезала улыбка.

— Иди-ка ты, Рон… Куда подальше, — засмеялся я.

— Ну я же вижу — довольный. Что за повод по-идиотски улыбаться?

— Тебя увидел — вот и потеха. Ты мне лучше скажи, как обстоят дела с переводом? Нашлись те самые знатоки шведского?

— Обижаешь! — воскликнул сотрудник. — Рональд сказал — Рональд сделал! Ты только посмотри, что тут написано на самом деле…

Я принял из рук диспетчера листок с выписанным рецептом, и с этой секунду читал каждое слово.

— Вода, шиповник, капля крови… — Мое лицо поменяло выражение: оно стало таким, будто я только что ощутил языком острый вкус перца. — Что? Никакого вмешательства магии?

Лишь тогда я взял у Рональда принесенную книгу, развернул знакомые страницы, которые были желтыми от времени и едва держались на полоске высохшего клея. Неужели без того, о чем я думал…

— Это всего лишь лекарство — временный подавитель безумства, — сообщил Рональд.

И это плеснуло болью в моем сердце. Оно по миллиметрам начало покрываться трещинами. Закаменела спина и что-то сковало холодом. Я встретился с шинигами взглядом.

— Вот-вот, а ту самую студентку, оказывается, давно болезнь поглотила… Мне сказали бывшие однокурсники. Так что, получается, это неизлечимо.

Мне кажется, что я ледяная статуя, которую не растопишь никакими кипятками. Язык вдруг отказывается повиноваться мне.

Вот черт… черт, черт, черт!

Осознание принятого нанесло новые шрамы, украсило сердце новыми темно-багровыми рубцами. Выход был, да и тот оказался поспешной дорогой к исцелению. Опять заблудился, опять потерял самого себя…

— Крепись, Сатклифф. — Жнец похлопал меня по плечу. — Может, всё не так уж и плохо.

В душу как накапали горячего воска: она содрогается под каждой падающей каплей, и ей больно.

Мне больно.

Пауза была затяжной.

— Неизлечимо… — подхватил губами слово.

Я чувствовал себя отломанной ветвью, а каждая связка моего тела налилась напряжением, сплеталась с другими в тугие узлы. То, чем дорожил, осталось в разодранных надеждах.

Растрескавшееся сердце неприятно стиснуто.

Но мне удалось говорить, держа в руках переданный листок. Складываю пополам.

— Я возьму этот рецепт.

— Да, да, бери, это тебе как раз нужно. Как только начнется приступ, сразу пей — как рукой снимает, и так до следующего всплеска. А чтобы эффект продлился, нужно пить ежедневно — это как аналог лечебного чая, так что ничего страшного.

Потом его губы сжались в ровную линию.

Рональд всегда питал ко мне честное уважение, закрывая глаза на фальшь, в которой я так долго ходил. Но и на сей раз я не стянут путами простой жизни. Все усугубилось. Все намного хуже. Даже судьба выгравировала мне путь, которого я не хотел. Но я все равно беру его в свои обожжённые руки.

Шелковой гладкости ветер, разбрасывая прохладу, обвивается вокруг моих рук, вплетает мне в волосы мягкие ленты воздуха. Невзирая на успокаивающую ложь, передо мной разверзается непроглядная бездна.

Вместе с этими тучами и ветрами.

Юлия

— Госпожа, вы слышите меня? — рывком из мыслей, в которых я снова и снова утопала, не жалея себя.

Телохранитель недовольно зовет меня точно таким же вопросом, и я наконец вздрагиваю, трясу головой, чтобы еще раз очнуться. Смотрю на него. Себастьян, высокий и роскошный, не понимал меня, как демон, чуждый о мечты; он хмурился, когда становился вновь невольным свидетелем моего забытья. Временного, отрывочного местами.

Эта ночь постоянно вспоминается, живет теми же секундами, оживает перед глазами, и я продолжаю чувствовать все, что тогда было. Я помню, в каком месте оставались печати теплых губ, знаю, что шинигами тогда отдал мне всего себя. Мы обменялись последними силами, но не разорвав полета. Не сорвавшись с невесомости.

Утро уже далеко не раннее. И Грелль давно отправился на встречу со своим сотрудником.

Кухня озарена мягким белым светом люстры. Я сидела за столом, обхватив кружку.

Стрелки часов медленно-медленно ползут по кругу вверх.

Себастьян наклонился ко мне. Лицо мужчины криво пересекали две пряди.

— Вы сегодня собираетесь куда-нибудь, госпожа? — Его губы снова разъезжаются в привычную улыбку, а слова, выходящие через них, каждый раз обливаются тоном, как приторно-сладким сиропом.

— Нет, пока ничего планирую… — Я старалась не смотреть на него: в голове перескакивают друг через друга воспоминания, поцелуи, выдохи, шепот, ночь… Потом я отбросила эти мысли. — Себастьян.

— Да, госпожа?

— Если тебе нетрудно, разузнай, куда можно сходить на выходные.

— Слушаюсь Вас, госпожа. — Он поклонился: руку, затянутую в белую перчатку, вновь прикладывает к груди. — Ждите меня.

***

Ветер колышет легкие занавески.

Стоящий у выхода на балкон шинигами прислонился плечом к стене. Удивление и холодность одновременно врезались в его черты.