— Да бросьте, — засомневался кто-то и для пущей убедительности добавил: — Сейчас придет Уильям, и все начнется по старому…
— Так, что здесь за сборище? — Головы синхронно повернулись туда, откуда донесся вселяющий тревогу голос. — Коллеги, немедленно возвращайтесь на свои рабочие места, — такой догматический тон мог принадлежать только одному жнецу.
Одна из сестер-близняшек разрядила молчание, часто прыгая между рядами изумленных сотрудников:
— Смотрите, мистер Спирс, к нам Грелль вернулся!
Сатклифф с серьёзным видом встретил своего однокурсника. Уильям, оторвавшись от чтения архивов, украдкой взглянул на жнеца сквозь ресницы.
Ответ, как лёд по сердцу:
— Виделись.
Некоторые сотрудники из соображений безопасности отошли от диспетчера Сатклиффа подальше, чтобы не попасться на пути безумного яркого вихря. Но…
— И Вам доброго утра, мистер Спирс. Не серчайте. — Грелль убрал руки за голову и потянулся. — Я приступлю к работе прямо сейчас.
Тот, кто всегда был холоден и непреклонен на словах, меняется при всех и за пару мгновений:
— Скажи этим тунеядцам, — сказал он полушутя, впервые продемонстрировав улыбку, которую никто и никогда не видел. — Пусть теперь равняются на тебя.
Грелль покорно кивнул, поднимая воротник рубашки.
У половины сотрудников отвисла челюсть.
За спиной возвратившегося раздавались голоса Рональда и Эрика, которые явно обсуждали фееричный приход шинигами:
— Офигеть… Ты видел это?
— Да, согласен, — подхватил Слингби. — Взгляда не оторвать. А Сатклифф уже не тот рвач!
Рональд, запомнивший лицо Грелля с ухищрениями косметики, долго не мог воспринять этого же шинигами без грима и противоестественных мужчине костюмов.
Он с полной уверенностью дернул друга за рукав:
— Эрик.
— Чего?
— Дай мне по башке. Лучше я свихнусь, чем поверю этому!
Эрик, вздохнул, но не мог отказать мужчине, и сделал жест, на который и ему подобные был всегда щедр, - со всей своей могучей силой долбанул Рональда свертком из журнальных страниц.
— Всё! — решил жнец, заорав так, чтобы слышал весь этаж, — теперь я псих! — И прыгнул, пританцовывая. — А я псих! Пси-и-их!! Товарищи, смотрите!
Эрик, опустив руку с журналом, закатил глаза и глубоко вздохнул:
— Идиот.
Алый Жнец остался в тени лестничной площадки, скользя ладонью по гладким перилам и спускаясь вниз. Улыбка невольно запечаталась на губах.
— Я вернулся домой.
Юлия
Я делаю звук в телевизоре то громче, то тише. Первое - когда хотела забыть о Сатклиффе, второе - когда невольно погружалась в те дни, проведённые вместе. Но сколько бы я не делала попыток, результат один и тот же.
Упав на ковёр под тяжестью мучений, я не могла унять головную боль. Телевизор действовал мне на нервы.
Я медленно поползла через подушки, чтобы отыскать пульт. Холодное кольцо сдавило лёгкие.
В голове у меня все кружилось и плыло, был жуткий, тошнотворный позыв на рвоту, и непонятная магия наливала тело свинцом; самообладание безнадёжно терялось среди боли и странного опьянения. Я не знала, что со мной происходит.
Моя рука нащупала телефон среди волн одеяла и запустила в стену с такой силой, что он отлетел обратно. В приступе ненормального смеха я давила остатки телефона и слушала, как трескается стекло дешёвой техники. Я смеялась оттого, что меня вертело, затягивало, как в водовороте.
Воображение населяли самые разные видения, похожие на отродья нечисти. Теперь моё внутреннее зрение созерцало предметы. Тяжелые, мелкие, острые, тупые…
Боль. И опять костлявая рука чародея сжимает моё горло. Я становлюсь ничем. Одна, но ветер переносит меня, как соломинку, в другое место. Туда, где красное небо.
Я видела десятки грешников около себя. Их, лишенных разума, тянуло вниз к пропасти. Я заглянула туда, стоя на краю, но вовремя отошла на пять шагов. Падали другие, но мне были даны крылья, чтобы взлететь.
«Лети… давай…»
Вздох резко вышел из меня, и я в ужасе открыла глаза.
Распахнутые настежь окна никто так и не закрыл. Сердце подскочило, пропиталось страхом. Сидя на последней ступеньке и потирая щеку о стену, я осознала, что больше мне не спрятаться от одиночества. Руки, лежащие на коленях, с дрожью сжались.
Я больше не могла сдерживать себя. Слёзы застилали глаза, падали каплями на бумагу. Мне нужно сделать это, пока я окончательно не потеряла рассудок.
«Прочти это письмо… Я живу этой болью…»
Рука, дрожащая и скользкая от пота, сама пишет эти строки, а стержень царапает бумагу при желтоватом свете настольной лампы.
«…потому что люблю тебя…»
Переступив порог тепла и мороза, я очутилась в объятиях уходящей ночи. Надо мной раскинулось звёздное небо. Январский воздух был поразительно чист и прозрачен. Я с волнением сжимала бумагу, а когда белая птица спустилась с небес, то отдала письмо ему, моему маленькому почтальону.
Голубь вновь взлетел в морозную синеву, унося с собой письмо, адресованное Алой Актрисе.
«Алой Леди…»
Грелль
- Погода в Лондоне не удивляет. — Эрика, распахнув настежь окно, протянула руку навстречу слабому. — Самое время, чтобы отправиться за плёнками.
- Когда же ты исчезнешь из моей жизни? - слишком прямо. Я стиснул зубы, сжав с дрожью кулаки.