Букет для хозяйки (СИ)

Андрей усмехнулся и подумал: хорошо бы хозяйка пришла сейчас и легла с ним рядом. И он мог бы без стеснения насладиться её голым телом. Как Алексей Вронский телом Анны Карениной. Однако своими мечтаниями он так распалил себя, что уже не мог сдерживаться, чтобы не принять мер для немедленного снятия высокого напряжения, которое возникло в его те-ле. Он знал один способ такого снятия, которому его научил Колька Ломакин, когда Андрей жил у бабушки Саши. Колька Ломакин был на два года старше Андрея и знал, как зачинаются дети. И многое другое в таком же роде.

Освободившись от напряжения путём извержения семенной жидкости с верхней полки вниз, на пол, Андрей почувствовал сладостное облегчение. Шток ого опал, превратившись в жалкую тряпочку. На Андрея навалилась дремота, он закрыл глаза, не в силах о чём-либо думать. Испугавшись, что он может заснуть, Андрей усилием воли спустил ноги с полки и сел. Голова его была пустой, как бочка, из которой съели все огурцы и вылили ненужный рассол. Вскоре он спрыгнул на пол. Сгусток слизи, которую он изверг, уже высох. Без следа при таком жаре. Андрей, распаренный, ослабевший, в то же время блаженно чумной, вышел из парильного отделения и плюхнулся в неглубокий небольшой бассейн с холодной проточной водой.

Полежав немного, окунаясь с головой и отфыркиваясь, Андрей пришёл в себя, чуть озябнув, выбрался из бассейна, обтёрся досуха махровой простыней и бросил её в корзину для использованных простыней. Натянул на себя трусы, надел халат, сунул ноги в шлёпанцы и вышел из сауны, захлопнув за собой дверь, которая автоматически заперлась.

Андрей взглянул на часы, время его как раз подошло к концу. И он стал медленно, осоловелый, опустошённый и блаженно счастливый, подниматься по лестнице, ступенька за ступенькой, на свой этаж. Войдя в квартиру, он вдруг почувствовал зверский голод.

На кухне он включил электрический чайник, достал из холодильника украденные из столовой хлеб, масло и сыр. Хлеб опустил в тостер, развернул кусочек масла, достал сахар, пакетик с чаем. Быстро закипела вода в чайнике, чайник сам выключился, из тостера выскочил поджарившийся хлеб.

Ах, как был вкусен этот кусок хлеба с маслом и сыром, запиваемый го-рячим сладким чаем. Не сравнить с самым дорогим рестораном. Утолив го-лод, Андрей прошёл в спальню и, сбросив с себя халат и трусы, завалился на широкую кровать, где спала когда-то хозяйка со своим, ныне покойным, му-жем. И мгновенно заснул, словно провалился куда-то. Иногда ему снилась хозяйка, иногда официантка, и Андрею чудилось, что кто-то из них спит ря-дом с ним. Во сне он ощупывал рукой место возле себя, но рука его ничего не находила похожего на женщину. Пустое место и пустая подушка.

XX

Утром очередного следующего дня (Андрей ещё спал) раздался звонок домофона. Андрей, чуть ошалевший спросонья, вскочил и торопливо побежал босиком к квартирной двери.

- Кто это там в такую рань? - спросил он по-русски. И тут же добавил по-немецки: - Wer ist da?

Оказалось, что приехал переводчик Жора на своём "Volkswagen", что-бы отвезти приёмщика Соколова на фирму "Лямминкяйнен", по просьбе Ойвы Хяркинена. Жора сказал Ойве, что воскресенье проведёт у своих друзей в центре Хельсинки (на самом деле он бывал у своей любовницы, и все на фирме об этом знали), и Ойва попросил его заехать в понедельник утром за Андреем Соколовым. Жора не нравился Андрею, и Андрей ничего не мог с этим поделать. Во-первых, у Жоры было неприятное лицо, он был смугл, черняв, широкоскул, из носа и ушей торчали пучки жёстких длинных волос, брови густые, почти сросшиеся, походили на усы, из-под бровей смотрели глубоко посаженные маслянистые глазки, светящиеся каким-то дьявольским огнём. Если бы ему приделать длинную седую бороду - две капли Черномор из сказки Пушкина "Руслан и Людмила". Во-вторых, он был ярый антисемит, что Андрею, человеку культурному, придерживающемуся интернациональных взглядов, явно претило. В-третьих, Жора откровенно ненавидел Советскую власть, с чем честный коммунист Соколов мириться не имел права. И в-четвёртых, он презирал женщин и видел в них лишь предмет для удовлетворения своей неуёмной похоти. Андрей тоже не очень-то жаловал женщин по части ума, но восхищался их неземной красотой.

По изложенным выше причинам Андрей Соколов, пока переводчик Жора умело и быстро гнал свой автомобиль (в молодости Жора был авто-гонщиком), молчал, делая вид, что погружён в свои мысли. Жора тоже мол-чал, поскольку фибрами своей души чувствовал к себе антипатию со стороны Андрея Соколова, этого выскочки.