Букет для хозяйки (СИ)

За это время Андрей с Алексом уже успевали вернуться на свои места в машину. Дождавшись, пока Смоландер достигнет необходимого опустоше-ния внутренности, потрясёт своим кургузым отростком, чтобы уронить по-следние капли, спрячет его в штаны, отклячивая жирный зад, и снова забе-рётся на заднее сидение, чтобы продолжить сладостное общение с джин-тоником для получения дремотного кайфа, они ехали дальше, на север.

Здесь надо сказать, что Андрею Соколову давно хотелось встретить в Финляндии (и если получится, посетить) что-нибудь похожее на русскую де-ревню, хутор или хотя бы заброшенный старый сарай, крытый соломой, что-бы немножко язвительно позлорадствовать по поводу финского капитали-стического благополучия. А то всюду, куда бы он ни приехал, красивые дома из отборного кирпича, оцинкованное железо на кровле, "финские окна со стеклопакетом". И качество, качество, качество, как зубная боль. И поделился своими пожеланиями с Алексом. А тот ему в ответ и говорит. Откровенно:

- Слушай, Андрей, что я тебе скажу. Это действительно так оно и есть. В Финляндии деревни, в русском понимании этого слова, теперь уже не най-дёшь. Прошли те времена. Разве что на крайнем севере, где живут саамы, по-старому лопари, и пасут стада оленей, можно увидеть чумы. - Он помол-чал. - Но мы сейчас как раз проезжаем по тем местам, откуда родом Мика Смоландер. Здесь живут его мать и сестра. Я сам там не был, но Мика мне говорил, что у него там нечто вроде хутора. На манер России.

- Что ты говоришь! - воскликнул Андрей. - Это потрясающе. Давай за-едем. Времени у нас полно. И торопиться нам некуда.

- Это чуть-чуть в стороне от нашей дороги. На восток.

- Сколько это чуть-чуть?

- Не знаю, честно сказать. Надо спросить у Мики.

Андрей обернулся к Смоландеру и через Алекса расспросил его. Тот сначала проявил недовольство, что его отрывают по пустякам от важного дела, но потом всё же уступил настойчивости "русского". Оказалось, что до того места, где он когда-то родился и где сейчас живут его мать и сестра, 10 километров к востоку, в сторону, и что он не был здесь почти семь лет. Однако делать крюк, тратить время и жечь по-пустому горючее не имеет смысла.

- Мика! - изумился Андрей (под перевод Алекса), - Я не верю своим ушам! Ты не видел маму и родную сестру семь лет. Мы проезжаем практически мимо твоего родного дома, а ты не видишь смысла повидаться с самыми близкими тебе людьми. Видно, джин-тоник шибко ударил тебе в голову.

- У нас в Финляндии это не принято, - сказал Андрею Алекс.

- Я настоял, - рассказывал мне Андрей, - и мы свернули.

Через полчаса они были уже на месте. Дом был бревенчатый, из ка-либрованного бруса выдержанной лиственницы, обшит строганным тёсом и пропитан олифой. Она от времени потемнела и приобрела густой коричне-вый цвет ореха. Дом одноэтажный, но довольно высокий, покрыт железной кровлей, крашенной железным суриком. На окнах искусные резные налич-ники. Белые, покрытые желтоватым лаком. В оконных рамах стеклопакеты - дань моде. Такой дом простоит сто лет, и ничего ему не будет.

Как-то странно, словно вызывающе, будто напоказ, сбоку и вперёд вы-ступала просторная деревенская уборная на два очка. Андрей потом всё это разглядел с пристрастием. А вначале он увидел на площадке перед домом скамью - качалку под балдахином. От солнца. На ней сидела как-то боком на краешке, точно присела на минутку, словно через минутку ей куда-то на-добно было бежать, чтобы успеть сделать неотложные домашние дела, су-хонькая "старушка" лет пятидесяти, с моложавым румяным лицом, без на-мёков на какой-либо макияж. Губы тонкие, в ниточку, чуть розовые, обозна-чавшие ровную линию строгого рта. Глаза водянистые, смотрят на приезжих с интересом любопытства, но без восторга. Скорее, безразлично. На коленях у неё сидит ребёнок, девочка лет трёх. Женщина придерживает девочку за спинку, чтобы она не соскользнула вниз с гладкой скользкой юбки, обтяги-вающей острые коленки "старушки" и спускающейся ей до щиколоток.

- Терве эйти! - сказал Мика Смоландер без выражения каких-либо чувств. - Мисся систер? (Привет, мам! Где сестра?)

- Хювяя пловяя! - отозвалась "старушка" скрипучим, как давно не смазанная дверная петля, старческим голосом. - Терве туола! (Добрый день. Добро пожаловать!) Мэри тю ёсся (Мэри на работе). Темя лапси Мэри, - показала она не занятой рукой на сидящую у неё на коленях девочку. - Хян микун елапсен (она моя внучка). Хянен нимянке Лиз (её зовут Лиз).

Андрей был крайне удивлён и даже потрясён. Ни мать не приподня-лась навстречу сыну, которого она не видела семь лет, ни сын не распростёр руки, чтобы обнять родную мать после столь долгой разлуки. Это было невообразимо и не укладывалось в голове.

- Не удивляйся, - шепнул Алекс Андрею. - У нас не принято на людях нежничать, церемониться и демонстрировать свою любовь. Выросшие дети - отрезанный ломоть. Так уж повелось испокон века.

- Кукя синя туойда? (кого ты привёз?) - спросила "старушка" сына, по-казав на Андрея глазами и пальцем.

- Мейдян виерас митя Неувостолитто (это наш гость из Советского Союза).