Букет незабудок

Как я подозревала, всему виной были инъекции от доктора Смирнова. Он предложил мне попробовать сдержать волка внутри препаратами, длинные названия которых я была не в силах запомнить, пока окончательно не разберусь, как жить дальше. Скорее всего, мне давали успокоительные или что-то вроде того. Передо мной доктор Смирнов не отчитывался о результатах наблюдения за моим состоянием и шагах, которые должны были, на его взгляд, облегчить мою трансформацию, а заодно убедить нас наверняка – яд вампира на меня не подействовал. Если Костя и обсуждал мое состояние с Владимиром, то это явно происходило не в палате. После рассказа Галины я ни на секунду не была готова полностью довериться доктору Смирнову, сторонилась его. Последнее, чего мне хотелось, – это стать его новой подопытной.

Иногда в больнице у меня брали кровь, чтобы посмотреть за протекающими изменениями и убедиться – выбранный сценарий не делает хуже.

Перед выпиской из больницы Костя оформил отпуск, и эта новость первое время меня радовала. Я была еще не готова находиться в четырех стенах без присмотра, не осознавая до конца, на что способна. Эмоции постепенно возвращались в родных стенах, а вместе с ними раскрывались и новые раздражители обостренного восприятия. К примеру, я не могла выносить ароматизированные свечи, которые заботливо расставила чуть ли не в каждом уголке квартиры. Додумалась ведь еще купить с разными ароматами в сентябре! Заметила, что что-то не так, сразу же, как только Костя распахнул приглашающе дверь в квартиру. Сдержаться было невозможно, пусть я и пыталась делать перед отцом вид, что изменения не настигли меня. Пришлось тут же закрыть нос и рот обеими руками. Бормоча из-за преграды, я пыталась объяснить отцу, что не так, и позднее руководила из подъезда спасательной операцией по сбору и утилизации всех ярких баночек с мерзкой вонючей отдушкой. Только когда враги были пойманы, отсортированы и вынесены в уличный бак, а следом – открыты окна по всей квартире, я переступила порог.

На удивление, отец не стал на меня наседать. Наоборот, Костя вел себя спокойно, и я была ему за это благодарна. Не знаю, сколько еще могу прикидываться, что все хорошо и случаи с изменением восприятия редки. Казалось, если получится убедить отца, то и сама поверю.

Лавандовое постельное белье в комнате виделось насыщенно-фиолетовым и так мне даже больше нравилось. Опустившись на постель, я принялась рассматривать потолок. Острота нового зрения позволяла подметить на когда-то идеальной для меня белой глади множество царапин и неровностей. Хотелось пересчитать каждую. Найти все, что не замечала ранее. Я погружалась в процесс, пока чувства вновь не вернулись в норму, стараясь хорошенько запомнить разницу ощущений.

– Лучше особо не увлекайся, – подал голос отец. – Так можно зависнуть на неделю, а то и на две. Помню, после обращения сам заглядывался на сосновые иглы, гадая, сколько может разместиться на одной ветви.

– И сколько?

Отец замялся, не спеша ответить. Он лег, как и я, на постель, подложив руку под голову.

– Семь тысяч двести девяносто три, – равнодушно сообщил Костя и указал на микротрещину в потолке: – Видишь вон ту? Похожа на треугольник.

– Скорее на ромб.

Отец нахмурился и немного наклонил голову, чтобы сменить угол обзора.

– И правда.

Мы продолжали лежать и разглядывать потолок в тишине. Ну, в относительной тишине, если не брать в расчет гудение холодильника, журчание воды в батареях и диалоги, доносящиеся из включенного двумя этажами выше телевизора.

– Пап, – поняв, что мы с отцом впервые после происшествия остались одни, я решила задать вопрос, что давно крутился в голове: – Какое оно, первое обращение?

– Тебе страшно?

– Немного. Не знаю. Будет больно?

– Скорее неприятно. Но терпимо, вполне. Не как любят показывать в кино.

– То есть никакие кости не ломаются, одежда не рвется?..

Костя рассмеялся, но скорее вымученно, чем весело.

– Одежду лучше снять. Или хотя бы одеть свободного кроя. В идеале на завязках, если стесняешься. Неприятно будет выпутываться тонкими лапами из джинсов или облегающего платья. Учти только, что если останешься в одежде, выглядеть будешь… комично.

– В плане?

– Вот представь себе здоровенного черного волка, бегающего по лесу в ярко-розовой футболке со стразами.

– У меня отродясь таких не было! – я попыталась защитить достоинство своего гардероба.

– Это ты просто не помнишь, во что тебя поначалу наряжала мать, – Костя заулыбался, вспоминая.

– Пап, не уходи от темы.

Отец шумно выдохнул.

– Кости не то чтобы ломаются. Они скорее гудят, как в кабинете стоматолога. Создается неприятная вибрация, только без мерзкого сверления на фоне. Ты хочешь что-то еще узнать?

– Да, – в голове крутился еще один вопрос, но я совсем не знала, как его сформулировать, потому начала неловко: – А я буду, как бы это сказать, чувствовать себя собой?

– Что ты имеешь в виду?

– Когда обращаешься, ты помнишь, что происходило? Понимаешь, чего хочешь? Можешь влиять на процесс или превращаешься в безвольного пассажира на поводу у волка?