Букет роз

С детства Мустафа был привязан к родственникам. Он всех помнил, всеми гордился, ни в ком из них не видел никаких недостатков. Родственники для него были лучшими людьми на свете. Но когда с ним случилась беда, ни один родственник не помог ему. Одни хотели помочь, но не умели, другие попросту отвернулись: дескать, не надо было связываться с революционерами… И родственные чувства стали слабеть и гаснуть. Жизнь убедила Мустафу в том, что идейные единомышленники значат для человека больше, чем инакомыслящие родственники.

Поэтому, когда он вернулся из Сибири на родину и убедился, что родственники не разделяют его взглядов, — отошел от них. Как и там, на Лене, здесь, на нефтепромыслах, самыми близкими ему людьми стали друзья рабочие. В Сибири он познакомился с некоторыми трудами Ленина и знал теперь твердо, что рабочие — главная революционная сила, которая может изменить мир для счастья всех людей.

Когда Мустафа снова появился в Раманах, старые знакомые советовали ему переменить место жительства: дескать, зачем привлекать внимание полиции. Он не послушался. Черт с ней, с полицией! Волков бояться — в лес не ходить! На Раманинских промыслах его помнили рабочие, а это — главное. Подпольный Бакинский комитет большевиков тотчас дал Мустафе ответственное поручение, и он был счастлив. Арестовать человека, которого поддерживает большой коллектив рабочих, не просто. И полицейское управление и хозяин промысла Шапоринский понимали, что арест Мустафы может вызвать забастовку. Они хотели усыпить рабочих посулами и мелкими уступками и уж потом расправиться с вожаками рабочих.

В своей среде Мустафа отличался большой начитанностью. Он хорошо знал художественную литературу, особенно кавказские стихи Пушкина и Лермонтова и сатирические стихи Сабира. Его всегда слушали с большим интересом. Многие рабочие с его слов заучили стихи Сабира наизусть. На промысле почти все знали стихотворение «Рабочий, и ты мнишь себя человеком…».

Большую радость Мустафе доставило недавнее знакомство с телефонисткой Ниной. При первой же встрече он почувствовал, что это та девушка, которую он давно искал. Белокурая, голубоглазая, среднего роста, сухощавая, стремительная в движениях, Нина была застенчивой и казалась немногословной. За сдои двадцать пять лет она многое пережила.

Ее отец Павел был крестьянином Самарской губернии. В поисках лучшей доли он переехал в Сибирь и устроился на золотые прииски. Условия работы были каторжными, а жилищные — невыносимыми. Семья ютилась в лачуге без окон на берегу Бодайбинки. Тут и родилась Нина. Когда девочке исполнилось пятнадцать лет, отца прогнали с работы.

— Нам не нужны такие старые развалины, как ты, — сказал ему хозяин прииска. — Можешь убираться на все четыре стороны.

И больной Павел перебрался с семейством в Самару. Но и тут он не мог найти постоянной работы. Схоронив жену, перебрался с дочерью в Баку, да тут и осел навсегда. Нефтепромыслы развивались бурно, рабочих не хватало. Нашлось место и для Нины — она стала телефонисткой и старалась помогать старому отцу.

Узнав от кого-то, что Нина из Сибири, Мустафа заинтересовался ею как близким человеком. Будучи однажды на телефонной станции, он приветливо обратился к ней:

— Вы, оказывается, моя землячка!

Она удивилась:

— Как так?

— А очень просто: я четыре года был в ссылке там, где вы родились! И именно на берегу Бодайбинки. Помните Ленский расстрел? Я был на том снегу вместе с другими.

Девушка посмотрела на Мустафу. Во время Ленского расстрела ее уже не было в тех местах, но о кровавых событиях она читала в газетах и хорошо помнила тот суровый край и тех суровых, отважных людей. Нина искренне обрадовалась: появился человек из страны ее детства!

— Значит, вы прошли большую школу, — ласково глядя на него, сказала девушка. — Не зря говорят: «Кто на приисках не бывал, тот и горя не видал».

— Вот-вот! — подтвердил Мустафа. — Помните:

Были в каторжной работе —
     в северной тайге.
Там пески мы промывали,
Людям золото искали —
     себе не нашли.

Еще бы! Эту мрачную песню нередко пел ее отец, и Нина сказала об этом Мустафе.

— И я ему подпевала…

— Вот видите, — обрадовался Мустафа. — У нас с вами, оказывается, и песни общие! Добытчики золота работают как каторжные, но любят и повеселиться. Пожалуй, нигде так много не поют, как на приисках.

— Мне необыкновенно нравится «Ермак». — Нина мечтательно закрыла глаза. — Ах, как хорошо пели эту песню на приисках!

— Я тоже люблю «Ермака», — признался Мустафа. — И вообще о Сибири у меня остались добрые воспоминания. Много я там повидал… А помните, как хорошо было купаться в Бодайбинке?

— Хорошо! — подтвердила Нина. — На гору Желтая Грива поднимались?

— Я там ягоды собирал…

— Я тоже. Черника крупная, прямо как черный виноград!

Мустафа рассмеялся:

— Для тех суровых мест и черника хороша, но сравнивать ее с нашим виноградом…

— Конечно, — согласилась Нина. — Да ведь я в ту пору настоящий-то виноград только по книжкам знала. А по книжкам он сильно похож на чернику…