Бухарин. Политическая биография. 1888 — 1938

Описывая всемогущую, «единственную, всеобъемлющую организацию», Бухарин, правда в других словах, предсказывал наступление того, что стало называться «тоталитарным государством» ^{149}. Он также предчувствовал, какой мучительный вопрос встанет перед марксизмом в случае такого развития событий. Допустимо ли теоретически, что «огосударствление» может распространиться так широко, экономическая база общества окажется подчинена контролю политической надстройки в такой мере, что стихийные экономические силы и кризисы исчезнут, а тем самым будет потеряна перспектива революции? Короче говоря, нельзя ли себе представить возможность третьего вида современного общества — не капиталистического и не социалистического? Несклонный к уверткам в неприятных теоретических проблемах, Бухарин между 1915 и 1928 гг. поднимал этот вопрос четыре раза. Каждый раз он отвечал на него утвердительно, но подчеркивал, что, хотя такое общество мыслимо в теории, в действительности оно невозможно. Два примера показывают направление его размышлений. Он первый думал о возможности несоциалистической нерыночной экономики в 1915 г.:

Если бы был уничтожен товарный способ производства… то у нас была бы совершенно особая экономическая форма; это был бы уже не капитализм, так как исчезло бы производство товаров; но еще менее это был бы социализм, так как сохранилось бы (и даже бы углубилось) господство одного класса над другим. Подобная экономическая структура напоминала бы более всего замкнутое рабовладельческое хозяйство, при отсутствии рынка рабов.

И снова в 1928 г.:

Здесь существует плановое хозяйство, организованное распределение не только в отношении связи и взаимоотношений между различными отраслями производства, но и в отношении потребления. Раб в этом обществе получает свою часть продовольствия, предметов, составляющих продукт общего труда. Он может получить очень мало, но кризисов все-таки не будет ^{150}.

Даже в теории такая возможность вызывала ужас. Ведь это означало, что историческое развитие не обязательно приведет к социализму, что послекапиталистическое общество может породить другую, еще более жестокую систему эксплуатации. Если это верно, то рушится убеждение в неизбежности возникновения нового, справедливого строя и в закономерности исторического развития, провозглашенного марксистской доктриной. Бухарин никогда не признавал, что такой исход возможен в действительности, но мысль о нем не покидала его до конца жизни. После 1917 г., когда такую опасность уже нужно было иметь в виду, оценивая развитие возникшего советского строя, призрак государства Левиафана оставался фактором, влиявшим как на левокоммунистическую позицию Бухарина в 1918 г., так и на его умеренную политику в 20-х гг. И хотя сознание этой опасности иногда побуждало его выискивать самые бессовестные и лицемерные оправдания для происходящего при советской власти [11], с годами оно стало либерализирующим элементом в его большевизме и частично вселяло в Бухарина, несмотря на его публичный оптимизм, тайный страх. Это еще раз доказывает, что не все большевики плясали под одну дудку.

Теория государственного капитализма Бухарина поднимала и другие, более насущные вопросы. Хотя Бухарин в 1915–1916 гг. преувеличивал размеры и развитие «огосударствления» и трестирования, он точно определил направление развития в XX веке. В последующие десятилетия наблюдалось окончательное исчезновение капитализма свободного предпринимательства (laissez-faire) и возникновение новых форм государства, с различной степенью активности вмешивающегося в экономическую жизнь: от управляемой капиталистической экономики и государства «всеобщего благоденствия» до крайне мобилизованной экономики Советской России и нацистской Германии военного времени.