Для большевика, писавшего это во время первой мировой войны, не было сомнений в том, что война оказывает влияние на возникновение пролетарской революции в развитых индустриальных обществах. Главные намерения Бухарина состояли в переориентации революционных надежд и восстановлении антигосударственных воззрений Маркса в идеологии социал-демократических партий, которой «следовало подчеркнуть ее принципиальную враждебность к государственной власти»: непосредственная цель пролетариата состоит в «разрушении государственной организации буржуазии», «взрыве ее изнутри» {155}
. Но позднее, когда окончилась война, а большевистская революция оставалась единственной в капиталистическом мире, Бухарину пришлось согласиться с предложением, что будущие европейские революции будут маловероятны (или даже невозможны) без всеобщей войны. В середине 20-х гг. такое понимание находилось в мучительном конфликте с проводимой им эволюционной внутренней политикой, которая предполагала длительный мир в Европе; интересы укрепления все еще хрупкого советского режима в России вступали, таким образом, в противоречие с интересами мировой революции. В итоге Бухарин счел, что это противоречие отчасти теряет остроту, если принять в расчет национальные войны в колониальных районах — фактор, который он не подчеркивал в 1915–1916 гг. Но основной вопрос — возможна ли революция в зрелом капиталистическом обществе без всеобщей войны — преследовал его до конца; и в 1928–1929 гг. эта проблема стала одним из предметов полемики Бухарина со Сталиным по поводу политики Коминтерна.В отличие от содержания ранних работ Бухарина его идеи об империализме и возникновении государственного капитализма представляли собой новую теоретическую концепцию (по крайней мере в большевистском толковании), ведущую к программным выводам и вызывающую серьезные разногласия с Лениным. Казалось, между теорией империализма Бухарина и той, которая была представлена через несколько месяцев в ленинской работе «Империализм, как высшая стадия капитализма», существовали только небольшие различия. И тот и другой дали в основном аналогичные объяснения капиталистической экспансии и завершили свои работы сходными выводами о неизбежности войны и революции. Ленин прочел рукопись Бухарина «Мировое хозяйство и империализм» и использовал ее при подготовке своего собственного исследования; он не высказал серьезных возражений по поводу работы Бухарина и в декабре 1915 г., когда написал к ней предисловие, содержавшее похвалы в адрес автора {156}
. Бухарин не высказывал никаких сомнений в правильности основных положений ленинской работы. До политического поражения Бухарина в 1929 г. (когда были раскритикованы все его теоретические работы) это исследование, наряду с ленинским, считалось в Советской России классическим большевистским изложением теории империализма {157}. Однако работы Бухарина и Ленина существенно отличались в трактовке современного капитализма; два различия были особенно важны.Во-первых, ленинская модель империализма основывалась на понимании национального капитализма, заметно отличавшемся от бухаринского. Хотя Ленин также признавал процесс превращения капитализма свободного предпринимательства в монополистический капитализм, отмечая, что главное в этом процессе — «вытеснение… свободной конкуренции», тем не менее он в значительно меньшей степени был склонен делать вывод, что конкуренция и анархия производства вовсе перестали играть роль в национальном капитализме. Скорее, он доказывал, что монополизация части экономики усиливает «анархию, свойственную капиталистическому производству в целом». Он видел пеструю картину, «черты переходной эпохи» — «смену капиталистической свободной конкуренции капиталистическими монополиями» — и заключил, что «монополии, вырастая из свободной конкуренции, не устраняют ее, а существуют над ней и рядом с ней, порождая этим ряд особенно острых и крутых противоречий, трений, конфликтов». По Ленину, мнение, что трестирование может уничтожить внутренние кризисы, есть «сказка буржуазных экономистов». Он поэтому гораздо сильнее, чем Бухарин, подчеркивал разложение и дряхлость неокапитализма, то есть занял позицию, значительно отличавшуюся от предложенной Бухариным концепции государственного капитализма, который был для того синонимом национального капитализма {158}
. Нежелание Ленина, как в конечном итоге стал считать Бухарин, понять сущность государственного капитализма послужило причиной долгих разногласий между ними, которые начались в 1917 г. и продолжались в 20-е гг.