Бухарин. Политическая биография. 1888 — 1938

В конце концов он смог достичь этого, использовав не только свою огромную способность к убеждению, но и содействие и помощь тех, кто ранее был в стороне от высшего партийного руководства. Две группы были решающими в этом отношении: троцкисты, занявшие высокое положение в партии сразу после вступления в нее и игравшие главную роль в Петрограде; и юное левое крыло большевиков, пользовавшееся наибольшим влиянием в Москве. Среди последних Бухарин был самым выдающимся. Подобно большинству молодых большевиков, Бухарин не испытывал симпатий к умеренности и либеральным увещеваниям нового «буржуазно-демократического» правительства и предвидел вторую революцию. Это настолько сильно объединило его с Лениным, что даже отдельные стычки по поводу теоретического раздела партийной программы, происшедшие летом, не смогли серьезно разъединить их.

Апрельские тезисы Ленина, подтвержденные его личным, переданным через Крупскую заверением, узаконили радикальную позицию Бухарина по вопросу о государстве, «основному и принципиальному вопросу практики революционного класса». Вооруженные этой перспективой, и Ленин, и Бухарин стояли «все время на левом фланге» партии в 1917 г. ^{206}. В результате Бухарин перестал быть полуизгоем и на VI партийном съезде в июле стал полноправным членом Центрального Комитета, «генерального штаба большевизма» 1917 г. В отсутствие Ленина, Зиновьева, Каменева и Троцкого он (как и Сталин) выступал на съезде с основным докладом, что означало его принадлежность к высшему партийному руководству ^{207}. И именно Бухарин написал манифест революции, главный документ съезда.

Ареной деятельности Бухарина, где он в 1917 г. выдвинулся в качестве представителя высшего партийного руководства и внес свой вклад в радикализацию партии, была Москва. Постоянно игнорируемый историей революции, которая ориентируется на Петроград, этот город принес партии некоторые из ее самых ранних и наиболее важных успехов. Первоначально, однако, в среде московских большевиков, как и в большинстве партийных организаций, произошел глубокий раскол между защитниками умеренности и сторонниками радикализма. Правые большевики обладали особым влиянием в степенной древней столице, находившейся в сердце крестьянской России, и это укрепляло их осторожные воззрения. «Здесь, в самом центре буржуазной Москвы, — размышлял один из них, — мы действительно кажемся себе пигмеями, задумавшими своротить гору» ^{208}. Правые силы концентрировались в городской партийной организации, Московском комитете, чье руководство включало многих защитников умеренности, в том числе Ногина и Рыкова ^{209}.

Однако на другом крыле партийцев-москвичей была сильная и влиятельная группа воинствующих молодых большевиков, обосновавшихся в Московском областном бюро. Ответственное за все партийные организации в тринадцати центральных провинциях вокруг Москвы, где жило 37 % населения страны, а к октябрю сосредоточилось 20 % общего количества членов партии, Бюро было оплотом левых большевиков ^{210}. По прибытии в Москву в начале мая Бухарин снова вошел в состав Московского городского комитета. В равной мере важно и то, что он вошел в состав узкого руководства Московского областного бюро [15], где он заново объединился со своими доэмигрантскими друзьями; Бюро стало исходным пунктом его деятельности и его влияния в 1917 и 1918 гг. ^{211}.

Деятельность большевиков в Москве в 1917 г. разворачивалась в борьбе за преобладающие позиции между склонявшимся к осторожности Московским комитетами радикальным, настроенным на восстание Бюро ^{212}. Два обстоятельства усиливали это соперничество. Во-первых, Бюро формально имело власть над Московским комитетом, который считался просто «одной из областных организаций» — ситуация обидная и оспариваемая более старым и почтенным городским комитетом ^{213}. Во-вторых, отношения между ними регулярно обострялись конфликтом поколений. К началу лета Бюро было во власти большевиков поколения Бухарина. Штаб Бюро находился в Москве, и его главными руководителями были Бухарин, Осинский, Владимир Смирнов, Ломов, Яковлева, Кизельштейн и Иван Стуков. Исключая Яковлеву, которой исполнилось 33 года, остальным не было тридцати, то есть это поколение было на десять-двадцать лет моложе руководителей Московского комитета (хотя потом в Комитет вошло несколько молодых руководителей) ^{214}.

Хотя большинство Московского комитета в конечном итоге поддержало восстание, его реакция на радикальный курс, провозглашенный Лениным и левыми, была замедленной и нерешительной во всех отношениях. Большинство его старших по возрасту членов полагали, как утверждал один из них, что «нет ни сил, ни объективных условий для этого» ^{215}.