Бухарин. Политическая биография. 1888 — 1938

Руководителей Бюро, постоянно подталкивавших старших партийцев из городского комитета, очень волновало во время Октября и то, что «миролюбивые» взгляды и «значительные колебания» в МК могут стать роковыми «в решающий момент» ^{216}. Поэтому, несмотря на решительную поддержку со стороны некоторых старых московских большевиков, молодые москвичи склонны были рассматривать окончательную победу революции в Москве как свое личное достижение, four de force [проявление большой силы] своего поколения. Как позднее высказался по этому поводу Осинский, они вели борьбу за власть «при значительном сопротивлении большей части старшего поколения московских работников» ^{217}.

Это ощущение принадлежности к одному поколению, чувство самоуважения, укоренившееся в них во время общих испытаний в 1906–1910 гг., сделали молодых москвичей особой группой в партии в 1917 г. и позднее. Как и прежде, Бухарин играл среди них видную роль, сохраняя политические и личные связи со всеми остальными. Осинский, Смирнов, Ломов, Яковлева и ее столь же известный среди большевиков брат Николай были его ближайшими друзьями до эмиграции. Ломов, например, был «горячим последователем» более яркого Бухарина, о котором он говорил «с любовью и благоговением» ^{218}. Меньше известно о Кизильштейне [16] и Стукове, которые появились в Москве только в 1917 г., но стали верными и пылкими сторонниками местного Бюро в последующих партийных спорах ^{219}.

В то время как нерешительность и осторожность подтачивали авторитет старых московских партийных руководителей, сила и влияние молодых москвичей возрастали. Это выразилось в том, что в начале мая Бухарин, Ломов и Сокольников (еще один их молодой товарищ 1906–1910 гг.) были включены в большевистскую делегацию в Московском Совете, чтобы противостоять правым его членам ^{220}.

Однако, чтобы влиять на формирование взглядов московских большевиков, необходимо было иметь в своих руках официальные партийные издания. В начале лета старое трио 1909–1910 гг. — Бухарин, Осинский и Смирнов — снова воссоединилось, сумев получить (или взять) руководство органами печати. Возглавляемые Бухариным, они основали «рабочую тройку» внутри редколлегии «Социал-демократа», ежедневной партийной газеты. Их назначение было, по-видимому, настоящим переворотом в редколлегии, направленным против четырех редакторов, которые руководили газетой со времени ее создания в марте и теперь были лишены решающих голосов ^{221}. То же самое произошло в «Спартаке», партийном теоретическом журнале: Бухарин стал главным его редактором, Осинский и Смирнов — его заместителями, а старые редакторы были переведены на второстепенные роли «сотрудников» ^{222}.

В результате в руках левых оказались московские партийные издания, что дало возможность тройке формировать взгляды и политику большевиков в течение критических месяцев правления Керенского. Возрастание политической роли левых в старой столице отразилось на их представительстве в Центральном Комитете партии, избранном в июле. Помимо Бухарина, еще два других молодых москвича, Андрей Бубнов и Сокольников, стали полноправными членами ЦК, а Яковлева и Ломов — кандидатами в члены ЦК. Завоеванное ими равенство с умеренными было официально признано: четверке — Бухарину, Ломову, Рыкову и Ногину — поручалось наблюдать за партийными делами в московской зоне ^{223}.

В то же время возвышение молодых левых отразилось на усилении личного влияния Бухарина среди московских большевиков. В Москве ни один партийный руководитель не играл такой преобладающей роли в революционной политике, как Троцкий в Петрограде. Но Бухарин по своему значению не уступал никому. Как член Исполнительного Комитета Московского Совета, Городской думы и злополучного Государственного совещания, он обладал решающим голосом среди радикальных большевиков бывшей столицы. Неутомимый и вездесущий в бурных политических событиях 1917 г., он разоблачал лживость Временного правительства и проповедовал в Советах, профсоюзах, учебных заведениях, на промышленных предприятиях Москвы и провинции необходимость социалистической революции ^{224}. Небольшой рост и мальчишеские манеры не мешали проявлению его выдающейся ораторской силы, по поводу чего свидетели тех лет писали:

Он был быстр и вынослив… и очень прочно стоял на ногах… Вы никогда не смогли бы успеть подготовиться к ответу на сверкающий поток его остроумных аргументов… Он свободно ходил взад и вперед, в блузе с расстегнутым воротом, держа в руках бумаги, всем существом своим выражая то, что говорил.