Бухарин. Политическая биография. 1888 — 1938

Опыт гражданской войны и «военного коммунизма» глубоко видоизменил как партию, так и складывающуюся политическую систему. Нормы партийной демократии 1917 г. так же, как и почти либеральный и реформистский облик партии начала 1918 г., уступили дорогу безжалостному фанатизму, жестокой авторитарности и проникновению «милитаризации» во все сферы жизни. В жертву была принесена не только внутрипартийная демократия, но также децентрализованные формы народного контроля, созданные в 1917 г. по всей стране — от местных Советов до фабричных комитетов. Большевики признавали, что не видят другой альтернативы, поскольку, как заявил Бухарин, «республика — есть военный лагерь» ^{327}. Как часть этого процесса, позиция партии большевиков по отношению к ее политическим противникам менялась от вынужденной терпимости вначале до изгнания других социалистических партий из Советов в июне 1918 г. и, наконец, вспышки террора, последовавшего из-за убийства нескольких большевиков и покушения на жизнь Ленина 30 августа 1918 г. [21] Репрессии ЧК придали советской политической жизни новый характер. Бухарин провел подходящую аналогию, процитировав несколько лет спустя Сен-Жюста: «Нужно управлять железом, если нельзя управлять законом» ^{328}.

Эти трудные годы явились исходным пунктом для будущих политических дискуссий. Все большевики, даже те, кто позднее осуждал методы «военного коммунизма», гордились этим периодом, когда явное поражение обернулось победой. Бухарин отобразил настроения этого момента, когда писал: «Пролетариат остается более или менее один: против него — остальные». С этого времени период 1918–1921 гг. стал называться «героическим периодом», положившим начало традиции воинственной непоколебимости перед лицом будто бы непреодолимой угрозы и вызывавшим «массовый подъем и непрестанное революционное горение» ^{329}.

Десятилетием позже Сталин смог воззвать к этой традиции для штурма иных крепостей.

Гражданская война и прекращение деятельности «левых коммунистов» явились поворотными пунктами в партийной карьере Бухарина. Окончился его долгий политический союз с молодыми московскими левыми. Острота оппозиционных движений 1918–1920 гг. менялась в зависимости от положения на фронтах. (По совету Франклина американским революционерам: «Мы должны держаться вместе, или нас, несомненно, повесят поодиночке».) Появились две значительные оппозиции. Когда военная ситуация стала менее тяжелой, в марте 1919 г. группа, названная «военной оппозицией», выступила с критикой введения традиционной военной дисциплины, привилегий и званий в Красной Армии. А начиная с 1919 г. демократические централисты протестовали против введения единоначалия на предприятиях и всеобщей бюрократизации и централизации партии и государства. Обе фракции возглавляли бывшие «левые коммунисты», наиболее значительные среди них — Осинский и Смирнов; обе имели организационную базу в Москве ^{330}. Бухарин, однако, держался явно в стороне от обеих оппозиций, а на IX партийном съезде в 1920 г. выступил против Осинского от имени Центрального Комитета ^{331}.

В феврале 1918 г. Бухарин и «левые коммунисты» отказались от своих партийных и государственных постов, став в открытую оппозицию Брестскому договору ^{332}. Бухарин возобновил деятельность в ЦК в мае или июне и снова возглавил редколлегию «Правды» непосредственно после неудачного мятежа левых эсеров в начале июля. По его позднейшим утверждениям, он первым из «левых коммунистов» признал, «что допустил ошибку», хотя заявление об этом появилось в печати лишь в октябре ^{333}. Революция в Германии и, возможно, в Вене казалась в то время близкой, а Брестский мир выглядел менее обременительным. Имея это в виду, Бухарин говорил со смешанным чувством надежды и осторожности, которое будет характерным для советской внешней политики в течение ряда лет: