Бухенвальдский набат

Люблю, когда стих полнокровен и свеж
и полон горячим дыханьем поэта.
И каждая строчка звучит, как мятеж,
и каждое слово пронизано светом.

Пусть хилый и слабый поет стрекозой,

лепечет над стеблем устами истомы.
А сильного песня роднится с грозой
и падает ливнем под грохоты грома!

1949

* * *

Я мучаюсь украдкой,
не раз себя кляня,
что жить тебе несладко,
хорошая моя.
Что с первых километров
далекого пути
на лобовые ветры
приходится идти.
Ухабы, да ухабы,
да рытвины окрест.
Присесть на час хотя бы —
да некуда присесть...
Морщинками усталость
легла у глаз твоих.
Хотя бы ветер малость
унялся и утих!
А он, неугомонный,
бушует и ревет...
—    Быть может, повернем мы?
—    Нет, — говоришь, — вперед!

1949

* * *

Роняет липа в слякоть
осенний свой наряд.
И хочется ей плакать
от горя и утрат.

Под этим небом серым

что может быть грустней?..
Но не теряет веры
продрогший воробей.

Ну как прожить без пищи?

Он верит: все равно
хоть где-то, да отыщет
желанное зерно!

1949

* * *

В длину и вширь на полверсты
надгробья — камни да кресты...
Немой кладбищенский уют —
усопших навсегда приют.

Здесь все кончаются пути.

Здесь дальше некуда идти...

1949

* * *

Эта тема совсем не нова:
настоящее бьется с прошедшим...
Разболелась моя голова,
и мне кажется: я — сумасшедший.
В полумраке плетутся мечты,
тучи плотно на крышу насели.
Хорошо, что, любимая, ты
в этот час у моей постели.
Не печалься, не стал я другой,
хоть припухшие веки обвисли,
все пройдет, если рядом со мной
воплощение чувства и мысли.

1949

* * *

Тонкий, как серебряная нитка,
трепетный, как будто бы живой,
он десятилетиями выткан —
первый поседевший волос мой.

1950

ТЫ В ЖИЗНИ МНЕ ОТРАДА

Ты в жизни мне отрада,
опора и причал.
Какую я награду
тебе за это дал?

С тобой вдохнул впервые

я аромат весны,
с тобою золотые,
как детство, видел сны.

Когда от жгучей жажды

мой рот пересыхал,
к твоим губам, чуть влажным,
как к роднику, припал.

И надо мной как будто

стеной поднялся лес,
и за одну минуту
окреп я и воскрес.

Твои глаза струили

такую благодать,
которую не в силе
и скрипка передать.

И нежные ладони

мне освежили грудь.
И без тебя, я понял,
мне шагу не шагнуть.

Крутой тропой, не торной,

в пургу, мороз и зной
уверенно, спокойно
ты вдаль идешь со мной.

Мы скоро выйдем вместе

к манящему огню.
Неслыханные песни
я людям сочиню.

Рожденные дыханьем

твоей большой любви,
их чудное звучанье
наградой назови.

Январь, 1951

* * *