Бухенвальдский набат

Во поле березонька стояла,
а над нею солнышко сияло.
И была березонька на диво
статью и осанкою красива.
Ничего, что во поле широком
дерево стояло одиноко:
по весне среди ветвей зеленых
раздавались трели птиц влюбленных,
поздним летом улетали птицы,
но звенела спелая пшеница.
Было в одиночестве не худо.
Не березка выросла, а чудо.

Жил во городе Петров Геннадий,

гладенький и спереди и сзади,
не шофер, не пекарь и не плотник,
по профессии — ответработник.
Как да что — я не скажу ни слова,
но... остался не у дел он снова.
В «кадрах» встретили Петрова хмуро:
все же как-никак номенклатура!
Стали работенку подбирати —
только подходящей нету кстати.
И номенклатура загрустила.
К счастью, зава что-то осенило:
—    Вспомнил, надлежащее есть место:
во поле березка, как невеста,
скучно ей одной там и печальненько.
Будете, Петров, при ней начальником.
Вот стоит Петров пред подчиненной,
пред березонькой кудрявой и зеленой,
—    Кто вы, — говорит она, — что надо?
Жарко, видно, ищете прохладу?
—    Нет, — ответил, — я не посетитель,
я отныне твой руководитель,
я — Петров, мне не нужна прохлада,
я пришел, чтоб навести порядок.

И увидел: на березе птицы.

«Этак, — он подумал, — не годится,
песнями невесту раздражают.
И о чем щебечут? Шут их знает!
Мало ли чего болтают сдуру?..
Надо бы приставить к ним цензуру!
Ну а посему мое решенье —
гнать отсюда всех певцов в три шеи!»
—    Бей их, — приказал Петров завхозу, —
чтобы не садились на березу!
—    Так-с, — сказал Петров, — кору не трону,
для начала обкорнаю крону.
А еще я не согласен в корне
с тем, что разрослися слишком корни.
—    Подрубить, — он приказал, — отростки!
Покатились слезки у березки...
И листва до срока облетела.
К августу невеста почернела.
Во поле березонька стояла,
во поле березоньки не стало...

Повесть начинается сначала.

В «кадрах» встретили Петрова хмуро:
все же как-никак номенклатура.
Начал зав уже немного злиться.
Но... (Тут мне придется с ритма сбиться.)
В лесу родилась елочка
как будто напоказ.
И зав решил, что к елочке
приставить надо «глаз».
Достал он папку с полочки,
и в ней он записал, что он Петрова
к елочке начальником послал...

1966

ЖИВ, КУРИЛКА!

Годами на ответственных дверях
табличка красовалась,
как надгробие.
Читали
с замиранием в сердцах,
молились: там сидел —
«их преподобие»...
Вдруг
налетел
могучий ураган!
Сорвал с дверей
зеркальное «надгробие».
Но... за дверьми,
блюдя свой важный сан,
по-прежнему сидит —
«их преподобие»...

1965

В СЕМЬЕ ЗАВАРИЛАСЬ КАША