Бухенвальдский набат

- Это было в июле 41-го. Дивизия отходила. Фашисты нашего отхода не заметили, и у нас на участке было довольно тихо. Я выехал на машине в отряд прикрытия. Не доехав километра от гребня высотки, где были наблюдательные пункты наших артиллеристов, остановился, машину велел поставить в кустах. Начинался день. В сторонке деловито дымили кухни. Тишина вокруг. Смотрю, неподалеку горит мостик, переброшенный через ручей. "Кой черт, - думаю, его поджег? Как же наши повозки пройдут? Надо собрать людей и срочно потушить". С этой мыслью я вышел на опушку леса. И вдруг на гребне высоты послышались крики, появились немцы. Значит, наш отряд от прикрытия отошел. Пока я размышлял, что делать дальше, слева от меня вышли из кустов 10-12 немецких солдат. Совсем близехонько, метрах в двадцати. Увидели меня, остановились. На их лицах растерянность. А за ними выкатился из кустов станковый пулемет и уставился дулом на меня. Я мгновенно понял, что спасение - если и возможно - в выдержке, хладнокровии. Делаю вид, будто их не замечаю. Несколько ленивых шагов вперед, чтобы выйти из-под огня пулемета. И вдруг прыжок в придорожный кювет. Пригнулся, подобрал полы шинели и припустил что было сил. Несколько секунд тишины, потом крики, стрельба, взрывы гранат в том месте, где я прыгнул в канаву. Но ведь я не дурак - не сидел там. Я развил такую скорость, какую и не подозревал в себе. В лесу едва отдышался, сердце билось где-то в горле. Прохрипел шоферу: "Заводи!" и бросился на сиденье. А он спокоен: "Все в порядке, товарищ подполковник. Готово!" "Подожди, а как же кухни?" - говорю. "А их забыли". - "Пойди передай, чтоб немедленно снимались". А когда он сел в машину и посмотрел на мои ободранные руки, исцарапанное лицо, перепачканные в глине шинель и сапоги, мы оба расхохотались. Ехали и все смеялись. Может, от нервного потрясения?

Последний вопрос я обратил уже к своим слушателям, и они живо и весело откликнулись на него.

Так незаметно мы разговорились, а время между тем подошло к обеду...

Глава 5. То ли явь, то ли сон

Эту ночь я не спал. Осеннее ненастье накрыло гору Эттерсберг. За отворенными окнами (а окна в бараках открыты всегда) шелестит дождь. Сегодня утром я с трудом поднялся, с трудом выстоял аппель. Взыграли все старые боли. Особенно болят верхние позвонки и от них и голова, и шея, и плечи, и ключицы, и ребра, и все, все...

Здорово меня тогда шарахнул прикладом по шее фашистский солдат!

Это был ночной бой. И снова (в который раз!) прорыв из окружения...

Отступления, окружения, ночные атаки, прорывы, оборона и снова отступления...

И так уже два месяца.

В тот раз, 25 августа 1941 года, где-то между Невелем и Великими Луками мы должны были прорваться. Я бежал с винтовкой наперевес вместе с группой бойцов. Кругом треск ружейной и пулеметной стрельбы, взрывы гранат. Кажется, стреляют отовсюду, и каждый твой шаг - смерть.

Но о смерти думать некогда. Я бегу и вижу перед собой струйку пулеметной рассеивающей очереди. Я знаю, что надо заставить пулемет замолчать. И бегу, напрягая последние силы. Задыхаюсь, но бегу. Вдруг кто-то оттолкнул меня в сторону так, что я наткнулся на других бегущих и едва устоял на ногах, и трехгранный штык в то же мгновение вонзился в поясницу фашистского пулеметчика. Страшный нечеловеческий крик покрыл звуки стрельбы. Потом еще крик - это второй пулеметчик пал от того же штыка. Я увидел сначала ногу в тяжелом сапоге, а потом и всего солдата - небольшого ростом, с рыжими висячими усами.

Солдат даже штык не обтер от крови. Он выпрямился и, не взглянув на меня, метнул вперед себя гранату и почему-то не побежал, а запрыгал туда, где только что взорвалась его граната. А я побежал вслед за ним.

Но тут перед глазами закружился светящийся шарик. Пламя, грохот. Удар. Это осколок гранаты впивается мне в живот. Но я еще бегу. Второй удар. по левой ноге, повыше колена. Как будто ушиб камнем. Но я успеваю подумать: "Это - пуля!" Нога тяжелеет, подгибается, в ней огневая боль, но все-таки бегу, в кого-то стреляю. И вот тогда сильнейший удар где-то повыше лопаток... И я падаю...

И вокруг становится тихо-тихо.