К берегу; так он вошел, торжествуя, в тенистые устья.
Ныне о древних веках, Эрато746
, дозволь мне поведать,О стародавних царях и о том, что в Лации было
В дни, когда с войском приплыл к берегам Авзонийским пришелец,
Ты певца вдохнови, о богиня! Петь начинаю
Я о войне, о царях, на гибель гневом гонимых,
И о тирренских бойцах, и о том, как вся Гесперия
Встала с оружьем в руках. Величавей прежних событья
Мирно старый Латин городами и нивами правил.
Фавну его родила747
лаврентская нимфа Марика, —Так преданье гласит; был Пик748
родителем Фавна,Пика отцом был Сатурн, положивший роду начало.
После того как судьбой был похищен сын юный.
Дочь лишь была у него, наследница многих владений:
Стала невестой она, по годам созрела для брака,
Много из Лация к ней женихов и со всей Гесперии
Турн, могучих отцов и дедов славный потомок.
Юношу всем предпочла и мечтала царица скорее
Зятем сделать его — но мешали ей знаменья свыше.
Лавр посредине дворца стоял меж высоких чертогов,
Сам Латин, говорят, когда клал основанья твердыни,
Дерево это нашел и его посвятил Аполлону,
Город же новый нарек по имени лавра Лаврентом.
Вдруг на вершину его, — и рассказывать дивно об этом! —
Пчелы тучей густой, и, сцепившись ножками плотно,
Рой нежданный повис, точно плод, меж листьев на ветке.
Вмиг прорицатель изрек: «Я зрю иноземного мужа,
С той же он стороны, что и рой, сюда же стремится
Факела чистый огонь к алтарям подносила однажды,
Стоя рядом с отцом, во дворце Лавиния-дева;
Тут привиделось им, будто длинные кудри царевны —
Чудо грозное! — вдруг охватило шумное пламя,
Царский венец — и вот, золотым окутана дымом,
Сеет она Вулканов огонь по просторным палатам.
Дивное знаменье так всем на страх истолковано было:
Слава Лавинию ждет и удел высокий в грядущем,
Царь в тревоге спешит обратиться к оракулу Фавна,
Вещего старца-отца вопросить в лесу Альбунейском,749
Самом большом из лесов, где звенит источник священный,
Воздух смрадом своих испарений густых заражая.
Сходятся лес, чтоб сомненья свои разрешить. Если щедрый
Дар принесет в него жрец, и расстелит в ночи молчаливой
Жертвенных шкуры овец, и уснет на ложе овчинном,
Много узрит он во сне витающих дивных видений,
Вечных богов и теней, прилетевших из глуби Аверна.
Здесь и родитель Латин искал в тревоге ответа.
Сто тонкорунных заклал он сам овец по обряду,
Шкуры в лесу расстелил — и едва лишь возлег на овчинах,
«Дочери мужа найти, о мой сын, не стремись средь латинян,
С тем, кто избран тобой, не справляй задуманной свадьбы:
Зять из чужбины придет и кровью своей возвеличит
Имя наше до звезд, и к ногам наших правнуков общих
В долгом пути меж двумя Океанами, — им покорится».
Этих советов отца, что ему в ночи молчаливой
Фавном были даны, не таил Латин — и повсюду
Мчалась на крыльях Молва и о них городам авзонийским
Встал на причал у крутых берегов, травою поросших.
Вышли с Энеем вожди и прекрасный Асканий на сушу,
Наземь легли отдохнуть в тени высокого бука.
Тут же друзья на траве расставляют для трапезы яства,
Диких приносят плодов, на столы из хлеба кладут их…
Быстро скудный запас истребили троянцы, и голод
Их заставил доесть и Цереры дар необильный.
Только успели они хлебов, отмеченных роком,750
Юл воскликнул: «Ну вот, мы столы теперь доедаем!»
Он пошутить лишь хотел, — но, услышав слово такое,
Понял Эней, что конец наступил скитаньям, и сыну
Смолкнуть велел, поражен изъявленьем божественной воли.
Молвит он. — Вам привет, о пенаты верные Трои!
Здесь наш дом и родина здесь! Вспоминаю теперь я:
Тайну судьбы мне открыв, завет оставил родитель:751
«Если ты приплывешь на неведомый берег и голод
Знай, что там обретешь пристанище ты, истомленный,
Первые там дома заложи и стены воздвигни».
Голод наш тем голодом был — последним из бедствий,
Нашим кладет он скитаньям конец.
В разные стороны всем разойтись от гавани, чтобы
Эти разведать места, разузнать о селеньях и людях.
Ныне Юпитеру вы сотворите из чаш возлиянье,
Снова налейте вина и Анхиза с мольбой призовите».
Гения места призвал и первую между бессмертных