Булат Окуджава. Вся жизнь — в одной строке

По одной из них, несколько сотен лет назад жил в Гурии крестьянин по фамилии Мамаладзе. По-русски его фамилия звучала бы как «Петухов». Был ли он человеком задиристым или по какой другой причине носил такую фамилию, но однажды он её подтвердил сполна. Работал он у хозяина, и как-то произошёл между ними конфликт. Может, с оплатой труда неразбериха вышла или ещё чего, а только скандал разгорелся такой, что Мамаладзе-Петухов в пылу ссоры отрезал хозяину уши — сначала одно, а затем другое. Неизвестно, почему такой экстравагантный метод доказательства своей правоты избрал Мамаладзе — может, в Гурии тогда это было в порядке вещей, но только, убоявшись неминуемого наказания, он бежал. Убежал далеко, в Мингрелию. Там, в маленьком селе, и остался жить. Нужно было знакомиться с местными жителями, и он, гордый совершённым поступком, решил увековечить свой подвиг. Он придумал себе кличку из двух слов: «ори» — то есть «оба» и «удьжя» — то есть «ухо». С течением лет Ориудьжя трансформировалось в Огудьжа, и его многочисленные потомки получили фамилию Огудьжява

Эту леденящую душу историю о своём предке и о происхождении своей фамилии рассказали мне жители села Тамакони в Западной Грузии. Там чуть не полсела носят фамилию Огудьжява, из этого села и вышел дед Булата Степан Васильевич.

А за несколько дней до этого в Публичной библиотеке в Тбилиси на меня обратил внимание интеллигентного вида пожилой человек. Представившись потомком очень известного до революции местного коньячного короля Сариджишвили, он предложил помочь. Узнав, что я интересуюсь историей происхождения фамилии Окуджава, он обрадовался и через несколько минут принёс книгу о происхождении мингрельских фамилий, недавно вышедшую на грузинском языке. В книге предлагались две версии происхождения фамилии Окуджава. Обе они опирались на корень удьжя (ухо). Согласно одной версии, фамилия происходила от какого-то человека с серьгой в ухе, по другой — она просто означала непослушный.

Когда мы на следующий день обнародовали эти версии в доме Арчила Окуджавы, двоюродного брата Булата, его жена задумчиво молвила, что вторая версия ей представляется более правдоподобной.

Наталья Торбенкова добавила нам информации о непослушных забияках с серьгой в ухе. В начале 1992 года она была в командировке в Питере на семинаре и познакомилась там с грузинским журналистом Серго Дадиани. Серго оказался страстным поклонником Булата Окуджава и, естественно, они с Натальей на эту тему разговорились. И среди прочего Серго рассказал Наталье очень похожую на нашу версию происхождения этой фамилии. Оказывается, в старину в некоторых областях Грузии был обычай: по приговору сельской общины отъявленному драчуну и забияке вдевали в ухо большую медную серьгу как знак предупреждения, чтобы с ним не связывались незнакомые люди — может повредить здоровью.

Посочувствуем пострадавшим: плохо, конечно, что забываются старые традиции — будь у Булата Шалвовича серьга в ухе, его противники поостереглись бы с ним связываться!

А теперь вернёмся в февраль 1952 года.

Так для Булата Окуджавы завершился ещё один жизненный эпизод — работа учителем в районном центре Высокиничи. История повторилась — как и в Шамордине, всё закончилось скандалом. Правда, ещё быстрее, чем в Шамордине, и с более серьёзными последствиями: из Шамординской школы он хоть сам уволился.

Но что примечательно — в конечном счёте Окуджава снова вышел победителем. Здесь с работы был снят не только директор, но даже и заведующий роно, а самого Булата забирают в Калугу и приказом гороно от 4 февраля 1952 года назначают учителем русского языка и литературы школы № 5, одной из лучших во всём областном центре. И всё у него хорошо.

Ну, он-то уехал, а вот жена Галя осталась — её никто не отпускал. Она должна была доработать до конца учебного года. Более того, в итоге вышло так, что и почти всё лето она вынуждена была провести здесь…

После отъезда Булата часть его учеников были переданы Роману Петровичу Жуковскому, который, кроме того, вёл ещё рисование и физкультуру; другая же их часть досталась Галине. После скандала с новогодними прогулами всё улеглось и пошло своим чередом. К ней претензий больше не было. А однажды её фамилия даже появилась в «Колхозной газете», и совсем не в таком «стыдном» контексте, как фамилия мужа.

В заметке «Доклады, утренники, литературные вечера» рассказывалось: