Булатный перстень

— Никому… — и тут она вдруг вспомнила о Поликсене и Мавруше. Теперь, когда Нерецкий спасен, можно было и о них побеспокоиться. Вспомнила она также и о своих нижних юбках, оставшихся на ветках, — и тихо рассмеялась. Платье, в котором она была, годилось только на тряпки, и почему-то это радовало — нужно же хоть чем-то заплатить за счастье!

В дом на Миллионной они вошли, держась за руки. Следом Гришка вел пострадавшего в побоище Пашку.

Дворня всполошилась. Оказалось — никто не ложился спать, все выскочили в сени.

— Батюшки, барыня-голубушка! — запричитала Фрося. — Павла, дура, на извозчике приехала, кричит: беда, беда! А вы, голубушка наша, живы, целы!

— Идем, Фрося, в уборную, разденешь меня. Авдотья, Матрешка! Ставьте воду греть! Андрюшка, будешь служить с сего дня барину, — Александра показала на Нерецкого.

— Слава богу… — прошептала Татьяна, а Ильич перекрестился.

— Ездили-таки на поганый остров, — сказал он. — Говорил же! Что я на том свете барину Василию Фомичу скажу?

— Да ты нас всех переживешь! Андрюшка, раздевай барина! Подавай ему мыться!

Войдя в уборную и позволив снять с себя платье, Александра села в кресло. Вот и настал желанный час! Душа сгорала от любовного нетерпения.

Но оказалось, что Александра в пылу поисков и сражений не заметила приключившегося конфуза. Заметила Фрося и тихо засмеялась:

— Барыня-голубушка, до чего ж некстати…

— И впрямь… — расстроилась Александра. — Отчего только у нас, женщин, такое несчастье? Отчего с мужчинами не случается?

— У них, голубушка-барыня, свои беды. Особливо когда за пятьдесят.

— Молчи, охальница. Посмотри лучше, кружева с платья еще можно спасти?

— Штопать придется…

— Штопать! Мастерицу искать надо… или бог с ними, с кружевами… Забирай! Порежешь, отделаешь себе косынку.

— Голубушка-барыня! Косыночку надену на ваше венчанье!

Александра неожиданно для себя потянулась к Фросе и поцеловала в щеку. Горничная остолбенела.

— Воду тащи и вели ужин накрывать!

— Какой ужин, завтрак скоро!

— Ну, завтрак!

Коли не в объятия любимого — то хоть посидеть с ним рядом на канапе, угостить его, самой полакомиться, — решила Александра. Все равно ведь не заснуть.

Нерецкий после сиденья в подвале мылся долго и старательно. Он вышел в малую гостиную с мокрыми волосами, улыбаясь, как дитя. Александра устремилась к нему, обняла, прижалась, но не целовала.

— Подождем, не станем спешить, — сказала она. — Ну, рассказывай, все рассказывай!

— Да уж рассказал…

— Еще!

Сон сморил их, когда солнце уже вовсю светило и с улицы раздавались голоса дворников и извозчиков. Они так и заснули на канапе, почти в обнимку.

Будить никто не посмел.

Глава двадцать третья КОМУ РЕШАТЬ

Александра не знала, как быть. Она полагала, что Ржевский хоть записочку пришлет. Ведь коли не Денис Нерецкий, так письма из московских лож понадобятся ему. А он все не присылал. И второй день Нерецкий жил в ее доме, словно позабыв, что его показания необходимы для распутывания дела об измене.

Он наслаждался. Листал книги и альбомы, присаживался к клавикордам, пробовал распеться — беспокоился, что сидение в подземелье повредило голосу. Очень деликатно обнимал и целовал Александру.

А она, опомнившись после безумной ночи, вдруг засуетилась — съездила в часть, поговорила с частным приставом о розыске Поликсены, послала Гришку на Елагин остров искать следы Мавруши.

Пристав, наговорив комплиментов, дал обещание найти девицу. А Гришка вернулся ни с чем — Маврушу никто после того, как она сбежала из елагинского дворца, не видел.

Александра подумала сгоряча, что глупая смольнянка могла с горя утопиться. Этого только недоставало! Нужно было с кем-то посоветоваться — но с кем? Ехать к Федосье Сергеевне Александра попросту боялась — тетка не только изругает за пропажу, так еще и разнесет дурную новость по всей столице. Ехать к Ржевской, знающей повадки смольнянок? Но она наверняка знает, что подруга с шумом и криками забрала к себе Нерецкого, который должен давать показания по делу о измене. Елагин-то, поди, с перепугу, себя выгораживая, много чего во дворце наговорил. И, пожалуй, всех сумел убедить, что лишь по простоте своей оказал злодеям гостеприимство. И Ржевский во дворце, — а он мог бы что-то путное подсказать.

Мысль о том, что можно посоветоваться с женихом, Александре и в голову не приходила. Что может в этом случае придумать возвышенная душа? Тут нужна не музыкальная, а деловитая натура.

Однако Нерецкий мог что-то знать о Поликсениных столичных знакомствах. Девица ведь не была монахиней: смольнянки бывали и и при дворе, показывали свои актерские и музыкальные таланты, кого-то из них заранее намечали во фрейлины для великой княгини. Глафира Ивановна, конечно, знала больше, но к ней бы Александра поехала только в самом крайнем случае — хотя он, похоже, наступил.

Завести разговор о Поликсене было мудрено — всякий раз, собравшись, Александра отступала, не желав расстраивать Нерецкого.

Целый день прошел в платонических нежностях, музыкальных экзерсисах, дегустации лакомств и бесплодных попытках приступить к разговору.