Булатный перстень

Разумеется, было не до смольнянок. Допрос — дело длительное, докапываться до правды — значит потратить драгоценное время, да и никуда она, правда, не денется, дворне велено стеречь девиц, и когда разъяснится дело с младенцем и пакетом, можно будет перевести дух и произвести дознание. До той поры — пусть развлекаются шитьем да своими секретами.

Не бывши ни разу в тягостях, не знавши трогательных забот ожидания, Александра, занятая погоней и впавшая в азарт, впопыхах не сообразила даже спросить, на котором месяце гостья и скоро ли ей рожать. Брюхо вроде было не слишком большое — может, седьмой или восьмой, а дома постоянно сидит кухарка Авдотья, знающая толк в родах, и коли что, она предупредит.

Беда была еще и в том, что Поликсена Александре не понравилась. Смольнянка, пустившаяся в подозрительные похождения и оказавшаяся у чужих людей накануне родов, вызывала у нее раздражение. Как будто мало хлопот с Маврушей! И ведь не прогонишь. А потом, когда родится дитя, да начнет голосить и будет услышано всеми соседями, слухи пойдут самые разнообразные, и в материнстве обвинят всех поочередно — и Александру, и Маврушу, и Поликсену.

Странствуя из одного конца Санкт-Петербурга в другой, Александра додумалась, что надо бы услать Поликсену в Спиридоново, пока это еще возможно. Пусть там хоть навеки поселится — чай, не объест, тем более — господский дом пустует и вряд ли дождется этим летом хозяйки надолго, не до него. Надо бы съездить, пока староста с приказчиком совсем не обнаглели. Покойный муж, словно предвидя кончину, многое в деревенском хозяйстве успел растолковать молодой жене, а учиться она любила и все возможные плутни крепостного люда накрепко запомнила. Съездить, отвезти Поликсену — и сразу же вернуться, потому что скоро должен явиться из Москвы Нерецкий.

Мавруша с Поликсеной об этих планах Александры не подозревали — они почти не видели ее, да и не скучали по ней. Мавруша со всем пылом души взялась за кройку и шитье. Поликсена работала лишь под ее присмотром — она все больше норовила присесть к окошку и задуматься, а кончалось это слезами.

— Послушай, Мурашка, а не вернуться ли тебе к нему? — спросила Мавруша. — Мало ли что он той особе наговорил? Ежели он перед Богом муж твой — то должен об этом вспомнить и образумиться…

— Нет. Я когда шла к Арсеньевой, переходила Мойку…

— И что?

— Я ключ от жилья выбросила. Чтобы уж навеки уйти…

О том, как Поликсена представляет себе свое будущее с незаконнорожденным младенцем на руках, они более не говорили. Монашеская келья, и только келья — а дитя отдать на воспитание в порядочную бездетную семью. О том, что такая семья еще не сразу найдется, подружки вроде и знали, но поисков, конечно, не вели.

Стряпуха Авдотья, приглядевшись к ним и видя, что барыню состояние гостьи мало беспокоит, покормлена — и ладно, тайно взяла Поликсену под свое покровительство, приносила ей то сладенькое, то кисленькое, и однажды, явно подслушав разговор, обратилась с такой речью:

— Ты, сударыня, не погневайся на дуру старую, а я вот что скажу. Надобно тебе съездить к Андрею Федоровичу.

— Кто таков? — спросила вместо подруги Мавруша.

— А божий человек. Сказывали, на Смоленском кладбище новую церковь строят, так он туда часто наведывается. И у Матвеевского храма Андрея Федоровича встретить можно. И на Сытном рынке. Поискать нужно.

— И что будет?

— А правду скажет и на ум наведет. Андрей Федорович все видит и разумеет! И коли у кого семейное нестроение — скажет слово, и все наладится. Ему это от Бога дадено.

Мавруша выпроводила кухарку, но ее слова запомнила. Может, и впрямь есть человек, который усмирит душевное смятение? И не придется тайно плакать в подушку. И мысли о постриге куда-нибудь уйдут безвозвратно…

Что думала об этом Поликсена — дознаться не удалось. Чем ближе к родам — тем печальнее делалась бедная Мурашка, хотя старалась не плакать на людях и все больше отмалчивалась. Мавруша догадывалась: одно дело — принять решение о постриге и разлуке с младенцем, совсем другое — своими руками отдать его чужим людям.

Она не одобряла этого замысла. И в то же время знала — если бы оказалась в положении Поликсены и ждала дитя от Нерецкого, которого угораздило полюбить другую, точно так же скрылась бы, дав ему полную свободу. Ибо иначе это — не любовь, а что-то иное…

Глава одиннадцатая ЕФИМКА УСОВ ИДЕТ ПО СЛЕДУ

Кир Федорович спозаранку привез целый мешок зелено-белесого курчавого мха и сразу принялся его сушить в легком жару большой кухонной печи на огромной доске для теста, старательно вороша и приговаривая:

— Слава те Господи, сейчас пойдет на лад!

По его просьбе комнатные девки сшили с десяток кисейных мешочков и даже их прокипятили. Потом подсушенный мох набили в эти мешочки и стали прикладывать к михайловской язве.