Родька сел в экипаже рядом с сенатором, на заднее сиденье – пусть мать видит в окошко! пусть гордится! – а визави оказались Михайлов с Новиковым. Ефимка попросился на козлы – кучер знает столицу, будет рассказывать и показывать.
Ехать было недалеко.
– Вот этот дом, – сказал Родька, показывая в окошко на задние ворота особняка у Обухова моста. – Сюда ночью пришел господин Майков и тут он остался. Я нарочно прохаживался там полчаса, не меньше. Он не выходил!
– Вы оказали нам большую услугу, господин мичман. Теперь мне ясно, кто дурью мается, – заявил Ржевский. – Вот кто, сдается, самочинно произвел себя в Vox Dei. Надо ж додуматься – назвать себя гласом Божьим! Это такой ум измыслил, коему место в бешеном доме… Но одно меня радует – сей «Глас Божий» отчего-то не выносит дневного света, и коли он отправится на Елагин остров, то дождется сумерек. Так что время у нас есть. Если он кашу заварил, то не допустит, чтобы ее без него расхлебывали. Господа, я знаю способ укротить безумца. Возможно, единственный. Сейчас я отправлюсь добывать все необходимое. А вас я прошу отправляться на остров, разобраться, что там творится.
– Нас не пустят, господин Ржевский, – сказал Новиков. – Дам отчего-то пускают, а нас – нет.
– А у вас на лбу, видать, было написано, что вы люди опасные и гости незваные. Тришка, где там дорожный прибор? Напишу еще письмо Елагину – вы-де за госпожой Денисовой прибыли. Из того письма он мог понять, что Сашетта отправилась на остров из дамского каприза, и этот каприз чем-то ей самой опасен. А вы, господа, представитесь ее родней – и дальше сами с ней разбирайтесь, как сможете. Я бы просил говорить с ней господина Новикова – он всем своим видом внушает доверие.
При этом Ржевский внимательно глядел на Михайлова.
Михайлов был задет, что поручение дано товарищу, и одновременно обрадовался, что не придется говорить с бывшей любовницей. Он вдруг понял, что надо ей сказать на прощание какие-то едкие и справедливые слова и забрать перстень, вполне осознавая, что это будет действительно прощанием, без единой возможности новых встреч.
– Да какой из меня дамский угодник, – Новиков вздохнул. – В свете не сыщется человека, который был бы менее удачлив с дамами. Раз в жизни женился – и то, что хуже некуда.
– Господин Ржевский, нет ли у вас знакомцев в Святейшем Синоде – таких, что помогли бы ускорить дело о разводе? – спросил Михайлов. – А то Новиков жену из дому выгнал, как бы она обратно туда не втерлась…
– Знакомцы, конечно, сыщутся, но приготовьтесь к тому, что процедура затянется года на два, на три, – предупредил Ржевский. – Тут мы расстанемся. Я поеду отыскивать ту особу, что поможет справиться с князем Шехонским – да, это именно он. Чаю в течение трех или четырех часов встретиться с ней, даже если придется гоняться за той особой по всему городу. А вы, пообедав, отправляйтесь на Елагин остров. Но перед этим прошу заехать ко мне. Может статься, обстоятельства переменятся, и я пришлю для вас туда записку.
– Хорошо, ваша милость.
Покинув сенаторский экипаж, Михайлов, Новиков, Усов и Родька стали соображать, какой бы трактир осчастливить своим визитом. Оказалось, михайловское «ни то ни се» отродясь в трактирах не бывало, и для него такая вылазка равноценна экспедиции в Африку.
Трактиры было принято называть по городам, и на столичных улицах была представлена едва ль не вся Европа. Насчитывалось их около полусотни – значит, в каждой части всего три-четыре. Шастать в поисках приличного заведения Михайлов не мог: трость, конечно, выручала, но ступня еще не опомнилась после операции. Решили отправиться в ближайший – «Ревельский». Неторопливо пошли туда и от души насладились и щами, и стерлядью, и кулебякой, и даже тем, чего Новикову уж точно есть не стоило, – солониной по-гамбургски, с мускатным орехом, аглицким перцем, лавровым листом и даже корицей. Завершили обед полпивом, – крепких напитков перед экспедицией пить не стали, хотя Родька и рвался испробовать разом все прелести трактирной трапезы.
– Истинный обед, – похвалил Новиков, гладя себя по животу. – Теперь бы еще вздремнуть.
– Изволь – наверху есть комнаты, – отвечал Михайлов. – И это будет самое разумное, что мы сейчас можем сделать.
Михайлов был сердит – он не желал еще раз встречаться с Александрой, а встреча была неминуема. Однако, когда Новиков, уловивший его недовольство, предложил сделать иначе: Михайлова доставить по дороге в его жилище на Васильевском острове, чтобы девочки наконец увидели отца, а самому с Ефимкой ехать за госпожой Денисовой, в капитане второго ранга вскипело упрямство.
– Успею с ними повидаться, когда нога заживет, – буркнул он. – Тебя одного отпускать – ты там по простоте своей чего натворишь! Елагина изобразишь с кривой рожей, да ему же эту рожу и подаришь, я тебя знаю!
– Сходи, брат Ефимка, поищи извозчика, – не желая продолжать перепалку, сказал Новиков. – Сейчас, благословясь, к Ржевскому съездим, а оттуда – на Елагин.