— Слыхали уже! — крикнула Жбанова. Глаза ее гневно блеснули. — Теперь не перечь! — Она снова обернулась к Горбылеву. — Не тебя ли, Егор Потапович, просили убрать пьяницу Бадейкина? А ты послушал нас? Интересно, что тебя связывает с ним? Человек ты порядочный, а жулика поддерживаешь. Новую должность ему придумал — учетчик! А на лях он нам нужен, этот учетчик? Нам и Татьяна Васильевна подсчитывает хорошо. В поле бы его, чай, не на сносях ходит!..
В сарае зашумели, засмеялись.
— Вот шпарит, ну и Настя! — раздались голоса.
— Разве неправда? — спросила она.
— Правильно, крой в самую маковку!
— Вот точная баба, ничего не упустила! — восторгался кто-то.
— Ерунда, — запротестовал Горбылев. — На словах только, а не на деле. Сколько толкую о двукратной дойке, а она хоть бы что! Вот тебе и точная.
— Пустое ты говоришь, — обернулась Жбанова. — Не подходит нам это дело. Да и условий нет. В «Приливе» какие отгрохали лагеря, а у нас скотный двор валится! У меня Малька по двадцать литров дает. Если ее с утра до вечера недоенной по оврагам да кустам гонять, она и половину молока не донесет.
— Знаю твою Мальку получше тебя.
— Если бы не Надя Земнова, может, и не знал бы!
Горбылев заерзал на скамье. Широкие ноздри его раздувались, как у загнанной лошади. Над утолщенной переносицей багровой полосой вспухла вена. Но он спокойно заметил:
— Пора бы и другому дать высказаться.
— Молчать и дома могу. Нечего тогда собирать, коли правды боишься!
Жбанову на помосте сменила Горбылева. «Жена председателя!» — удивился Алешин. Это становилось интересным.
— Зря горло рвешь, Егор! — обратилась она к мужу. — Правду говорят люди. Я больше скажу, скучный ты стал. Только и долдонишь: «Я выполняю приказ партии, я солдат партии». Тебе еще под стать Афанасий Иванович. А знаете ли вы, что такое партия? Нет, не знаете. Кричите, да и только. Партия — это я, Настя, Варвара, дедушка Ребров… Это все мы. Вот ты и выполняй нашу волю, чтобы каждый жил в достатке и государству давал…
Второй раз Алешин в колхозе, и не просто проездом, а основательно изучал его. Встречался с людьми, выслушивал жалобы. Узнал: председатель в обращении груб, не считается с мнением других. Особенно врезался в память Петр Ладиков. Ранней весной Земнов попросил его повторно пробороновать озимые. Только он сделал несколько кругов, пришел председатель.
— Ты позавчера это сделал? — остановил он трактор.
— Повторить треба, — усмехнулся парень. — Бригадир просил.
— Не бригадир здесь хозяин! — отрезал Горбылев. — Ишь, рассамовольничались…
— Тут только и посамовольничать, — простодушно продолжал улыбаться Петр. — Инициатива, дядя Егор, дело проверенное. На полтора процента лишку дает.
— Вот высчитаю с тебя за горючее да износ машины, тогда не станешь ерундой заниматься.
— Так дело-то, дядь Егор, верное, — уже серьезно стал доказывать тракторист. — В «Приливе» третий год боронят. В газете областной писали.
— Ну и ступай в «Прилив», а у меня не самовольничай! — Глаза Горбылева налились гневом. — Понял меня или тебе лишь бы побольше трудодней сорвать?
— Эх, вы! — обиженно покачал головой Петр. — В таком случае бесплатно поработаю. Ручаюсь головой, рожь обломная будет.
— Ну все! — оборвал его Горбылев.
Второй случай Алешину рассказал Ребров. Встретились они совсем случайно. Секретарь райкома объезжал колхозные угодья. Решил закурить, а спичек не оказалось ни у него, ни у шофера. Тут они увидели: из небольшого лесочка к небу тянется столбик дыма. Подъехали, на поляне паслись лошади, а у костра одиноко сидел старик. Познакомились. Поговорили о хозяйстве. Ребров поделился с ним своей обидой.
— Видишь, конюх я. Ну и в пчелином деле кое-что кумекаю. Пасеку мне доверили. Сами знаете, май стоял холодный. Травы не росли. Пустыми оказались и рамки в ульях. А тут детка еды просит. Подкормить бы сахаром. Пошел к председателю, просил-просил, и зря. «Что ж это, — говорит, — за ерунда твои пчелы, если надо их сахаром кормить?» Пришлось самому покупать. Не погибать им. — Он доверительно прищурил светлые хитроватые глаза. — Сколько ему толковал, сад будет приносить большие доходы. Ни в какую. А так, ничего не скажешь, мужик он чуткий, вроде с головой. Ну а у нас-то, у колхозников, что, головы для шапки только приделаны? Поди, некоторые старики и молодежь перещеголяют. А куда там? Попробуй дай ему совет, сразу как бы под хвост вожжа попадет, аж вспенится весь. Ты, как районный секретарь, расправь ему эту вожжу. А то, не дай бог, телегу совсем скособочит…
…Как только Марья Ниловна кончила говорить, Алешин вышел из уголка и направился в президиум.
3
Люди ожили, по рядам пошел шепоток. Навстречу секретарю райкома поднялся Ивин, протянул руку. Зашаркали скамейкой и остальные члены президиума, уступая место гостю. На лице Горбылева не дрогнул ни один мускул, точно оно окаменело.
Когда шум стих, Горбылев обратился к собранию:
— Давайте с вами, товарищи, поговорим сейчас начистоту. — Голос его звучал размеренно, четко. Лицо казалось спокойным. Но спокойствие это было чисто внешним.