— Вот чудачка! — не поняла шутки Бадейкина. — Я бы пошла.
— Кто держит? Дорога всем открыта.
— У меня только семилетка. Да позабыла много. А мать куда денешь? Отец-то видишь какой: сегодня пьян, завтра рьян…
— Учиться и дома можно. Поработаю годок, потом в академию, на заочное. Агрономия меня интересует. Буду овощи выращивать, повышать плодородие почвы. Отец говорит, землю истощили, насытить ее — не один год надо…
— Правда, можно и в поле работать, и учиться. Я машины люблю. Увижу трактор, сердце разрывается. Разве это кому понять?
2
Отдаленный глухой взрыв потряс воздух. Казалось, и ветла, и рожь за поворотом дороги, и даже горделивый дуб у перекрестка — все насторожилось в ожидании неведомого. Солнце скрылось. Река потемнела, посуровела.
Первой спохватилась Надя.
— Смотри-ка, дождь будет!
— А у меня белье на улице. Понадеялась на отца, а он… Труды пропадут. — Нюська бросила лейку, побежала к деревне.
Надя видела, как по дороге кто-то быстро промчался на лошади. С поля спешили люди. Только Костя по-прежнему сидел неподвижно, уставился в книгу. После ссоры они не встречались. «Интересно, что он там читает? Вот так бывало и в школе: уткнется — не столкнешь».
Опорожнив бочку, она подхватила обе лейки, пошла вдоль капустных рядов. Туча наступала. Она заполнила небо. Лиловый сумрак окутал землю.
Внезапный порыв ветра сорвал с головы косынку, понес над капустным полем. Надя догнала Нюську и побежала к сараю. Ливень настигал ее. Ровный шум его нарастал. Упали первые капли.
Ворота оказались закрытыми на замок. Надя прижалась к бревенчатой стене спиной. Небо ослепительно вспыхнуло. Над головой что-то хрястнуло, словно обрушилась крыша. Воздух наполнился ровным и сильным гулом ливня.
— Вот это дождь!
Надя обернулась. Неподалеку стоял Костя. Только теперь она заметила на нем голубую майку, которая оттеняла ровный коричневый загар рук и шеи. Узкие серые брюки, как всегда, были отутюжены. Ветер разбросал по лбу завитушки волос. Под мышкой он держал книгу. С одного плеча его свисало полотенце.
— Купался? — спросила Надя.
— Угу! Вода, как парное молоко. — Костя боком придвинулся.
Надя взглянула на свои испачканные руки, покраснела.
— Зачем тратишь время? Шел бы ты под дождь.
— Непривычно. Сначала покажи пример.
Надя не нашлась, что ответить. Она смотрела, как крупные капли дождя ударялись о землю, дробились, обрызгивая ноги, платье.
— Что молчишь? — спросил Костя, окинув ее взглядом.
Надя смутилась еще больше, стала прятать за спину испачканные руки.
— Так лучше.
— Все сердишься?
— Разве тебе не все равно? — отрезала она.
— Зря… Сама подумай, мог ли я вмешиваться в колхозные дела?
— Ты же комсомолец. На учете здесь.
— Ну и что?
— Значит, мог. Скажу больше, обязан.
Костя подставил ладонь под струю ливня. Вода журчала, брызгалась.
— Смотри, как в этих мельчайших капельках отражен мир.
«Хитрит, — подумала Надя. — Разговор мой не по душе».
Седые полосы ливня клонили к земле непокорные стебли ржи, с шумом ударялись о крышу, о листья придорожных ветел. «Успела Нюська или нет? — забеспокоилась она. — Замочит белье — лишняя работа».
— Если обидел — извини! Я не хотел тебе сделать больно, — тихо проговорил Костя.
— Не в том дело… Да уж ладно! — Надя махнула рукой: мол, поймет ли он.
— Ну, тогда дай пять! — Костя крепко пожал ее руку. — Мир, значит?
— Выходит, так. Что читаешь?
— «Памятник крестоносцу». Художник там такой. Стефан Десмонт, влюбился в одну циркачку. Олух.
— Льет и льет, конца нет. Надо идти. Дел уйма.
— Что ты, простудишься! — Костя схватил ее за руку.
— Ничего, закаляться надо.
Он, не выпуская ее руки, смотрел на мутную дождевую завесу.
— Подожди еще немного. Сколько времени не видались…
— Кто же виноват?
Костя молчал. Надя заметила, что в разговоре с ним она чувствовала непонятное напряжение. Словно шла над пропастью по узкой шаткой перекладине. И странно было то, что раньше она этого не ощущала.
Дождь отбубнил свое. С реки налетел хилый, проснувшийся ветерок, затормошил мокрые листья, ветлы. Надя вышла из-под навеса. Гроза была уже далеко, у самого края земли. Там, на лобастых взгорках, грудами лежали иссиня-аспидные тучи. Временами они вспыхивали огнем. Гулко рокотал гром.
У перекрестка дорог стоял расщепленный молнией старый ветвистый дуб. Около него робко жались друг к другу умытые дождем березы. Листья на них были яркие, свежие, словно только что их обрызгали краской и она еще не успела обсохнуть и потускнеть. По низинам хлопотали ручьи.
— Стихия! — взволнованно проговорил Костя… — Впрочем, Надя, до вечера. Помнишь ветлу у плеса? После заката солнца жду. — Подобрав брюки, он запрыгал по грядам картофельного поля.
3
Надя надела светлое платье. Платье лежало складно, охватывало тонкую талию и клешем расходилось книзу.
Мысленно представляла Надя, как встретит ее Костя, что скажет. Вспомнилась их последняя размолвка, когда он отказался помочь завернуть к деревне коров. «Может, он по-своему прав?» — пыталась оправдать его Надя. И тут в ее ушах, словно в насмешку, прозвучали слова Петра: «Утечет, как весенний ручеек, и не увидишь как».