Булатов курган

Счеты лежат в стороне. Какое сейчас дело до них Тереховой? Чем она виновата, что за свои тридцать пять лет жизни не встретила человека, который оценил бы ее? Разве она хуже других? Татьяна Васильевна достала зеркальце, заглянула. На нее смотрели широко открытые глаза: немного грустные, немного усталые. Пухлые щеки наливал свежий румянец. Полные груди распирали тонкую батистовую кофточку.

— Ну чем плоха? — подмигнула она. Подмигнула ей и та, что была в зеркальце.

Но на сердце не стало легче. Кому бы высказать свою горечь? А поймет ли кто? Возьмет да еще подымет на смех. Неотвязно преследовал мотив песни:

Отдадут тебя замуж
В деревню чужую…

И вечером-то дождь, дождь,
И утром-то дождь, дождь.

Да и кто тебя отдаст? Сиди, Татьяна Васильевна, щелкай счетами, готовь председателю сводки, составляй ведомости… А что дальше? Неужели так до конца без радости, без ласки? Припомнилось, как она вот так же полюбила одного человека. Ей тогда едва минуло семнадцать. Человек этот был из приезжих, почти вдвое старше ее. Много говорил красивых слов, а уехал — не простился даже. Татьяне больше не хотелось жить. Поймали ее в омуте, откачали. С тех пор пошло не так, как надо.

А дождь будет литься,
Свекровь будет злиться…

— Это кого же вы отпеваете? — послышался голос.

Терехова закрыла ладонью зеркальце, вскочила. Перед ней, улыбаясь, стоял секретарь райкома.

— Просто к языку прилипла… Такая неотвязная песня.

— Думаю, не хоронят ли кого в «Волне»? Народ ваш что делает?

Татьяна Васильевна достала сводку, начала рассказывать о распашке картошки, о культивации паров, о подготовке к сенокосу…

Алешин с любопытством смотрел на ее рассыпанные по плечам темные волосы, на полное, еще совсем свежее лицо. «Учет у нее, видать, налажен. Любую цифру можно узнать, — думал он. — Но почему у нее так тяжело на душе? Спросить, может? Какая помощь нужна? Стоит ли? Бывает у каждого такое, не выскажешь».

— Хотелось бы ознакомиться с вашими планами, — заговорил он.

— Егор Потапович сердится, когда показываю их.

Секретарь поднял брови.

— Что так?

— Хвалиться, говорит, нечем. — Терехова порылась в папках, подала несколько исписанных листов бумаги и стала следить за Алешиным. «Недоволен, морщит лоб. Лучше б не давать. Сказать, нет у меня…»

— Невелик урожай запланировали, — постучал карандашом по столу Алешин.

— Земля у нас такая: глина, подзол, обогатить нечем. Удобрений не хватает. Раньше зерна мы получали до ста пудов с гектара, а в прошлом году едва до тридцати пяти дотянули.

— Считаете, что все зависит от земли?

— Трудно сказать, я не агроном, говорят так. Только, мне кажется, люди здесь тоже виноваты. При желании и удобрение можно достать. Болот у нас много, торфу хоть отбавляй. Зимой заборьевская бригада, правда, начала возить, а у нее трактор отобрали. Побоялись, надорвут, не на чем будет весной работать.

Алешин заметил, как ожили ее глаза. «Небезразличный человек к общему делу».

Он взглянул на часы, поднялся.

— Что же сюда никто не заходит?

— На собрании все. И мне туда надо. Хотите, провожу? Клуба-то нет у нас, в сарае решили пристроиться. Все равно пустует.

Вместе они вышли на улицу.

2

Алешин незаметно пробрался в угол сарая. Людей было полно. Одни сидели на сколоченных наспех скамьях, другие примостились на чураках, третьи просто опустились на корточки, прислонясь спинами к бревенчатым стенам.

Хотя ворота и были раскрыты, но в сарае стояла духота. В нос шибал острый запах крепчайшей махорки, потных тел и грибной сырости, отдающей от прогнивших бревен и подопревшей на крыше соломы.

В глубине сарая, на невысоком помосте, покрытый красной сатиновой скатертью, стоял стол. За ним на длинной скамье пристроился президиум. В центре сидели Ивин и Горбылев. У края помоста, размахивая руками, о чем-то горячо говорила уже немолодая женщина. Платок ее сполз на худые, острые плечи, по спине болталась темная коса.

— Скажи, чем ты помог нашей ферме? — обратилась она к Горбылеву. — Ничем. Что бы ты делал весной, если бы мы не собрали корма скоту, а позднее не стравили семена кукурузы? Ходил бы и составлял акты о стихийном бедствии? За это не судят. Поэтому ты и не подписался под решением, с которым я приходила к тебе. Видишь, обошлись, хотя за это человек и пострадал: выговор дали да от прокуратуры едва-едва отвязался. Скажи, а сделал ли ты что сейчас, чтобы будущей зимой скот снова не попал в беду? Нет. Ничего не сделал. Когда шел сев, ты в бригаду нашу и носа не показывал. Обиженным ходил.

«Заведующая фермой Жбанова», — догадался Алешин.

— Мы сделали все, что приказывала партия, — перебил ее Ивин.