Булатов курган

— И вас сделал бездомными, — покачал головой Кондрат. — Придется теперь помогать…

Он осторожно приподнял ворота, подсунул под муравейник лопату, отнес в сад.

Муравьи засновали вокруг, будто проверяя, удачно ли подобрано место. Затем вернулись к развалинам, начали нырять в испещренную ходами и выходами землю, перетаскивая оставшиеся личинки, запасы еды, строительные материалы. На новом месте они устраивались прочно и надолго.

Кондрат присел на бревно и долго следил за их суетней. Муравьи, будто по уговору, тяжелые предметы тащили по двое и по трое.

«Трудно им, — подумал Кондрат. — А вот никто не растерялся. А я?.. Но муравьев много! Кто поможет мне, когда будет тяжело?..»

Ветер, казалось, с трудом проталкивал за лес тяжелые тучи. Восточная сторона их раздвигалась все шире, обнажая догорающие звезды.

— Тебе и ночь нипочем! — услышал Кондрат голос Реброва.

— Так уж кто-то постарался, чтобы не спал.

В руках старик держал топор.

— Ну-ка, помогу тебе. — Он начал обухом отбивать от стропил должики. Кондрат стаскивал их в кучу.

Утро разгорелось. К пожарищу собирались люди. Отряхивая почерневшие от гари ладони, к ним подошел Кондрат, похудевший, небритый.

— Придется вам поискать другого бригадира, — сказал он. — Сами видите, какой от меня прок.

— Не слепые! — перебил его кто-то.

— Не убивайся особо, выручим из беды, — отозвалось несколько голосов.

— Слова бросать — не бревно тесать, — заметил Ребров.

— Нам и это не привыкать.

— Каждый согласится помочь.

— Спасибо на добром слове. Хлопот у каждого своих хватает. — Голос Кондрата звучал негромко. Привычной властности и суховатости в нем не было.

— В обед поможем.

— Можно и спать попозднее ложиться. А из бригадиров не уходи, нужен ты нам.

— Не осилить мне стройки, колготное дело. — Кондрат вспомнил о своих ночных думах, о муравейнике. Ему стало неловко перед этими людьми. Он не находил слов, чтобы им что-то сказать. Его выручил Ребров.

— Пора, Романыч, подкрепиться. Молодая хозяйка ждет. Старуха-то в город уехала.

Надя подала на стол полную сковородку жареной картошки. Душистый пар растекался по избе.

Старик шумно дул в ложку, обжигался.

Кондрат ел нехотя, тайком наблюдая за дочерью. Ему показалось, что лицо ее за ночь побледнело. В глазах затаилась тревога.

— Ты что казанской сиротой прикидываешься? — заметил ей Ребров. — Бери стул, ложка есть…

— Я уже позавтракала.

— То-то! А не обманываешь?

— Нет, правда! — улыбнулась Надя.

— Ну, коли так, неси добавки.

Надя подошла к печке, положила в тарелку молочной пшенной каши, подала на стол. Взгляд ее встретился со взглядом отца, спокойным, ласковым.

— Как же дальше-то, папа? — Голос ее дрогнул.

— Все будет хорошо, дочка. Отстроим новый дом. Заживем на славу…

Надя несмело улыбнулась, отошла к печке, загремела самоварной трубой.

После завтрака Кондрат уехал в город. Вернулся он только на третий день, перед вечером. К пожарищу подкатил на машине, груженной досками, тесом.

— Подарок тебе, — он подал Наде сверток. — Пожарные получил. Да и ссуду выхлопотал. Теперь только поворачивайся.

От домов и деревьев потянулись длинные тени. На нашесте усаживались куры, на ветлах смолкал птичий гомон. Кондрат пожалел, что так быстро кончился день, а он сделал еще очень мало. С топорами в руках подошли пожилые колхозники, Петр привел комсомольцев.

— Учли, Романыч, твое положение, — поторопился с новостями кузнец. — Пока бригадирить не будешь.

— Тоже обрадовал! — проворчал Чернояров. — Бадейкиным заменили. Горбыль настоял. Мол, человек опытный, не подведет.

— Знаем, как не подведет!..

— Ну теперь уже поздно толковать. За дело пора.

— Показывай, какой дом хочешь строить, хозяин?

Кондрат усмехнулся:

— Хозяин… без угла и крыши…

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

1

До сенокоса дом подвели под крышу, наскоро отстроили и сарай. Теперь Кондрат работал один. Люди с рассвета уходили на косьбу, домой возвращались затемно, усталые. Самое трудное осталось позади. Кондрат настилал полы, делал рамы. Ему помогала Надя. Заходил сюда и Ребров. Он готовил Доски на потолок, сбивал двери.

Однажды пришел Горбылев.

— А ну, хвались новым жильем. — Голос его звучал примирительно, будто между ними ничего и не было.

Он осмотрел обе половины, хлопал ладонью по стенам, ощупывал наличники.

— Что ж, — заключил он, когда осмотр был закончен. — Это тебе не ерунда на постном масле. Только на что тебе, бобылю, такие хоромы большие?

— У меня дочь — невеста!

Надя опустила глаза, затеребила пальцами стружку.

— Скоро кончать будешь?

— Смотри, печи надо класть, окна стеклить, камней для фундамента под печку нет. Может, дашь машину раза два на карьер съездить?

— Сенокос сейчас, занята. — Черты лица Горбылева заострились.

В голосе его Кондрат уловил упрямые потки, но решил не сдаваться.

— Тогда на денек лошадь придется взять.

Ребров, отложив фуганок, прислушался к разговору. Нахмуренные брови Кондрата и недобрый блеск глаз не ускользнули от его внимания.

— Это еще как сказать, — с достоинством проговорил Горбылев. — Если разрешу — возьмешь, а если нет…

— А почему?

— Что ты для колхоза сделал? Ерунду. А людей от дела сколько отрывал?