Булавки и приворотное зелье

Мои сны были странной смесью из Гекаты и Мела Вайна. В одну минуту она была милой и любезной, в следующую — жуткой старухой. Младенец у её груди принял облик Мела и приветствовал меня. Я всё кричала: «Как я могу справиться с этим делом?!», и слышала в ответ лишь шёпот Мела: «Не сможешь, не справишься». Я чувствовала, что не могу разобрать, где сны, а где реальность, потому что и то и другое внушало мне мысль, что дело мне не по силам.

На следующий день мама была чрезвычайно оживлённой. Папу мы не видели до обеда, когда он спустился вниз в домашних штанах, сопровождаемый тёмной тенью. Не знаю, что это была за тень. Она будто прицепилась к его телу, как собственная тень, однако была какой-то странной и принимала такие очертания, каких не бывает у обычной тени. Когда папа стоял, тень словно выглядывала из-за его тела, а когда сидел, вид был такой, словно зловещие пальцы тени обвивали папины плечи и руки, цеплялись за его колени и поддерживали за ноги. Похоже, только я видела эту тень рядом с папой. Его туча тоже была на месте. Она была сплошь чёрной — почти не разглядеть, разве что в хорошо освещённой комнате, а иначе она скрывалась под чёрной тенью. Лоис не отлипала от папы. Она всё пыталась залезть к нему на колени, а мама подшучивала над ней.

Лоис в упор поглядела на папу и уютно устроилась на нём. Она и не замечала, что папа сегодня не был расположен к общению. Он вяло обхватил её руками и потягивал свой кофе, полностью уйдя в себя. Мне захотелось куда-нибудь деться из дома.

Мне было неуютно и тревожно, потому что я ни разу не видела папу таким. Мама сказала, что, если я выну из сумки её кошелёк и принесу ей, мы сможем прогуляться до библиотеки. В нём лежали наши читательские билеты.

Меня не надо было просить дважды. Я побежала наверх, в спальню родителей, где, по её словам, была сумка, и начала искать там кошелёк. Я сразу заметила открытку, хотя она была сложена вдвое и лежала во внутреннем кармане сумки. Я вытащила её из кармашка, приподняв голову, чтобы услышать, не идёт ли кто наверх. Это была одна из тех открыток, какие продаются в каком-нибудь шикарном месте типа бутика подарков: блестящая, с пушистой овечкой, похожей на предмет с детской поделки, и надписью: «О ВЕЧНОМ: вечно думаю о тебе-е-е».

Внутри было написано:

Драгоценная Марта,

Должен сказать тебе-е-е, что ты вовсе не мохнатая овечка. Ты прекрасная женщина, что сияет, как звезда. Спасибо за то, что ты стала моей женой на сцене. Мне очень нравится быть твоим сценическим мужем. Я хотел бы, чтобы ты была в моей жизни всегда, моя дорогая.

Навеки твой,

Джордж.

Я быстро засунула её обратно в мамину сумку и забрала кошелёк. Мне не нужно было долго думать, чтобы понять, что открытка была от Маркуса. От кого же ещё. Мама играла Марту, и я помню, как она говорила, что Маркус в спектакле изображает её мужа Джорджа.

Не знаю почему, но я ужасно разозлилась, что он узнал нашу маленькую семейную шутку насчёт того, что имя Марта напоминает нам мохнатую овцу. У меня возникло такое чувство, будто он пытается влезть в нашу семью. Я должна была немедленно положить этому конец. Папа считает Маркуса пустым местом, и мы с Лоис тоже. Если он морочит голову маме, мы должны что-то предпринять, и быстро. А как лучше всего это сделать?

Конечно, с помощью магии.

16. Магическое вмешательство

Мы с мамой дошли до библиотеки, и пока я выбирала новые книги, она сидела, не спеша листая журналы.

Домой мы шли молча. Я размышляла, что сказать о Маркусе и стоит ли вообще говорить. В конечном счёте я решила, что мама сама не знает, что для неё хорошо, а что нет и что мне нужно просто взять это дело в свои руки. Вместо этого я заговорила о наших постояльцах, ведь мне их сейчас по-настоящему не хватало.

— Как-то тихо у нас в эти выходные, правда, мам? Ни Фрэнсис, ни дяди Вика, ни мистера Фоггерти…

— Ну, мы же никогда не видимся с ними по выходным. Они занятые люди, у них много дел.

— Мам, ты считаешь, что папа заболел?

— Почему ты так говоришь? — резко откликнулась она.

— Просто он выглядит таким серым, мрачным. — Я помолчала. — И очень часто кажется тихим и ничему не радуется.

Мамины глаза наполнились слезами, и я очень пожалела, что заговорила об этом. Разве её слёзы не были доказательством, что она любит его?

— Я думаю, что папа иногда грустит без какой-то конкретной причины, и мы особо ничего не можем с этим поделать, Рози, разве что быть рядом с ним.

— Я не согласна, мама, — с вызовом сказала я.

Мама вскинула взгляд, удивлённая моей реакцией:

— О чём ты?

— Я думаю, мы можем что-нибудь сделать. Только пока не знаю что. Но разве нет каких-нибудь чар, что ты могла бы применить, мам?