Булавки и приворотное зелье

Я бросилась на кровать и разрыдалась. Как нам выбраться из всего этого хаоса? Что, если мама и вправду больше не хочет возвращаться домой? Что, если папе никогда не станет лучше? Было ли всё это подстроено Мелом Вайном в попытке разлучить мою семью со мной? Что, если мы больше никогда не увидим нашу колдовскую компанию? Внезапно поездка на «Большой бал» показалась просто ерундой по сравнению с тем, что моя семья рушится здесь и сейчас. Я желала лишь одного — чтобы у папы с мамой снова стало всё нормально, чтобы они улыбались, смеялись и проводили время с нами.

Я так горько плакала и хлюпала носом, что едва заметила, как рядом присел папа. Я уткнулась головой в подушку, а он обхватил меня руками и прошептал мне в ухо:

— Ну что ты, милая, что случилось? Скажи мне, что не так? Мы сегодня поедем в Лондон. Ты что, не хочешь ехать?

Я приподняла покрытое пятнами, красное лицо — из носа течёт, губы трясутся. Я была не в лучшем виде.

— Конечно, я хочу поехать. Но как ты собираешься везти нас, если даже одеваешься с трудом? А что, если мама не вернётся домой вечером? Что, если она сбежит с Маркусом и никогда не вернётся? Тебе нужно поправиться, папа. Ты нам нужен.

Я больше не могла говорить. Я так сильно плакала, что голос у меня дрожал и прерывался. Я чувствовала себя как мятая тряпка.

Папа крепко держал меня, гладил мои волосы и приговаривал «ш-ш-ш», успокаивая меня. Наконец, когда я уже размазала полтонны соплей по его халату с Дартом Вейдером, он взял моё лицо в ладони и сказал:

— Да ладно тебе, ты воспринимаешь всё слишком серьёзно. Мама вернётся вечером. Ей до смерти захочется послушать про нашу поездку в Лондон. Я очень даже способен отвезти троих шалопаев на поезде на дурацкое танцевальное шоу. Я даже могу съесть «Биг Мак», если пожелаю. Я даже могу притопывать в такт этим танцам. И надеть что-нибудь не чёрное.

Вопреки своей воле я хихикнула и захлюпала носом, а папа протянул мне какой-то сероватый носовой платок.

— Не, не надо, пап. Я бумажный возьму.

— Теперь всё в порядке, солнышко? Я пойду включу духовку, чтобы погреть круассаны, и мы все будем собираться к приходу Эди, хорошо?

— Хорошо. — Я сделала паузу. — Пап?

— М-м-м?

— Думаю, Дарта Вейдера стоит положить в стирку, — я указала на его промокшее плечо.

И вот трое взволнованных детей плюс родитель, чуть более бодрый, чем его доводилось видеть целую вечность, сели на поезд, уходящий в 13:47 с ливерпульской станции Лайм-стрит до вокзала Юстон в Лондоне. Я засунула в рюкзак золотые туфли, ключ и наши свечки вместе с некоторыми другими предметами, которые могли нам пригодиться. Помня про обещание не надевать чёрное, папа надел тёмно-синюю рубашку, синие джинсы и носки с Бартом Симпсоном.

Когда мы приехали в Лондон, папа повёл нас всех в «макдак» и сказал, что мы можем купить еды с собой в дорогу. Нам нужно было сесть на метро до Сент-Панкраса, а потом ещё на трамвай до Элстри-Борехэмвуда. В трамвае мы наконец смогли поесть нашу еду. Там было полно народу. Многие были разодеты в пух и прах, и я размышляла, не направляются ли и они на вечернее шоу «Большой бал».

Радостное волнение кружило нам голову. Даже Би (Лоис настояла, чтобы ту взяли с собой) плясала, скакала вверх-вниз на коленях своей хозяйки, время от времени попадая лапой в её соус «барбер-кю».

Я нечасто бывала в Лондоне, но на вид он не сильно отличается от Ливерпуля, вот правда. Просто немного побольше, я думаю. Ах да, ещё мама говорит, что погода там обычно получше. Если судить по сегодняшнему дню, то это просто льстивая ложь, потому что, когда мы шли вдоль по улице к телестудии, холод был СОБАЧИЙ.

Ориентируясь по стрелкам и надписям, мы нашли вход для зрителей, и папа протянул наши билеты какой-то унылой темноволосой женщине, которая говорила совершенно монотонным, невыразительным голосом, звучавшим так, словно ей не хватает воздуха.

— Хорошо, идите налево по жёлтой разметке. У вас второй ряд, места для почётных гостей. Приятного просмотра.

Это «приятного просмотра» было таким, что эти слова вполне можно было заменить на «уходите отсюда поскорее». Вот какой унылой она была.

Мы пошли по жёлтой разметке, и она привела в коридор, где нас встретил и повёл в студию кто-то очень знакомый с виду. Лицо Лоис просияло от радости:

— Мистер Фогг!..

Я со всей возможной скоростью захлопнула ей рот ладонью и быстро глянула на папу, который был занят тем, что сверял номера мест на билетах.

— Ш-ш-ш, — прошептала я ей. — Только не проболтайся.

Я была потрясена тем, что увидела его, и всё же в этой встрече не было чего-то невероятного. Я помнила, что Лоис предупреждала — сегодня важный день для нашей миссии, так что я не должна была ничему удивляться.