Булавки и приворотное зелье

— Не волнуйся за папу, Розмари. Я почти уверен, что мы провалились в «кроличью нору», которая связывает настоящее с будущим. Иначе говоря, настоящее было там, где мы смотрели «Большой бал», а будущее — это где мы побывали только что вместе с твоим папой и где Маркус приставал к твоей маме. Так что я думаю, мы попали в настоящий временной туннель и к тому моменту, когда мы вернёмся к твоему папе, никакого времени не пройдёт. Это будет выглядеть так, словно мы провалились в ящик и тут же вылезли из него. А когда мы вернёмся в коридор студии «Большого бала», там тоже не пройдёт ни минуты, так что мы ещё успеем на свой обратный поезд. Понятно?

Эди как-то замысловато двигал руками, рисовал в воздухе схемы (которые я всё равно бы не разглядела) и эффектным жестом поправлял очки на носу. Я была порядком сбита с толку.

Лоис крепко ухватилась за мою руку:

— Мы сейчас в будущем или в настоящем?

— Мы в никаком, Лоис. Мы на сгибе листа бумаги, в нигде. И везде. — Он умолк, явно осознавая, что Лоис способна понять далеко не всё из его слов.

— Значит, теперь мы можем пойти домой? — проскулила она.

— Думаю, это значит, что мы сможем пойти домой, как только найдём Филлис, — продолжал Эди.

— Но я уже так хочу спать, — заныла Лоис.

Я пошарила в кармане и каким-то чудом смогла найти пресное печеньице, завёрнутое в пищевую плёнку. Должно быть, одно из тех немногих, которые она отдала мне, чтобы сберечь «на потом».

— На, держи, — я вручила ей печенье, развернув плёнку и проследив, чтобы оно точно попало в её маленькую ручку, ведь здесь было так мало света.

— Я знаю! — обрадованно воскликнул Эди. — Давайте зажжём одну из наших свечей! Тогда мы сможем увидеть, куда идти!

— Отличная мысль, Эди, — откликнулась я. — И всё же как мы сможем отыскать Филлис, пробираясь по этой червоточине, или как её там? Я имею в виду, насколько она велика? Может, нам целую вечность тут искать придётся?

— Я не знаю. Но что я точно знаю — это что подобные норы склонны схлопываться, так что нам нужно поспешить.

Внезапно Эди заткнул уши пальцами и начал громко издавать своё странное низкое «у-у-у-у-у».

— В чём дело? — я затормошила его, пытаясь вывести из этого состояния. Он делал так лишь тогда, когда кто-нибудь говорил ему что-то, чего ему не хотелось слышать, и поэтому я не могла понять, что происходит: ведь сейчас-то говорил только он!

— Как мы зажжём свечи, если у нас нет зажигалки? — простонал он пронзительным, высоким голосом, и это звучало так, будто он утратил надежду.

К счастью, я оказалась предусмотрительной.

— Эди, не паникуй. Я захватила несколько спичек из ящика на кухне. Я не думала, что будет много толку, если мы возьмём свечи, но у нас не будет ничего, чтобы их поджечь.

— Ура! — обрадовалась Лоис.

Эди медленно и шумно выдохнул:

— Молодец, Розмари.

После нескольких попыток я наконец сумела запалить спичку и улыбнулась про себя с тихим торжеством, увидев нетерпеливые лица Эди и Лоис (у которой весь рот был в крошках от печенья), освещённые жёлтым тёплым светом горящей свечи.

Мы находились в весьма ограниченном пространстве, примерно полтора метра на полтора, а когда я посмотрела наверх, потолок оказался всего лишь в дюйме над моей головой. Всё это помещение было сплошь чёрным. Не было видно ни одного светлого пятна. Меня начинало мутить, не хватало воздуха. Может, именно так проявляется клаустрофобия? И вдруг у меня наступило облегчение, потому что я смогла разглядеть на чёрной стене напротив нас замочную скважину.

У меня перехватило горло, и я хотела было сказать Эди и Лоис, что увидела выход, но не смогла. Мои трясущиеся руки сжимали свечу, и я пристально вглядывалась в неё в попытке обрести хоть немного самообладания, чтобы суметь вымолвить хоть слово. Эди с очевидной тревогой смотрел на меня сквозь свои очки, вытаращив глаза. Лоис оглядывала крохотное пространство, прижимая к груди Би — так ей было спокойнее. Их лица становились всё более и более размытыми, нечёткими, и я почувствовала, будто стремительно удаляюсь от них, хотя мои ноги не отрывались от пола. Стояла зловещая тишина; я хотела заговорить, но из моего рта не могло вырваться ни звука.

Пламя свечи завораживало, и я двигалась, не сходя с места, если можно так сказать. Я видела, как их лица отодвигались всё дальше и дальше, пока не превратились в крохотные пятнышки где-то вдалеке.

Моя свеча внезапно погасла.

Снова тьма.

Я резко вдохнула, будто была под водой, а теперь вырвалась оттуда на свежий воздух. Я жадно глотала кислород, в котором явно нуждалось моё тело, и ощущала, как моё дыхание и учащённый пульс приходят в норму. Я достала из кармана спички и опять зажгла свою свечу.

Я снова была в подвале Королевского театра Сент-Хеленс, где выступала мама. Я обернулась к Эди и Лоис и тут осознала, что я одна. Они исчезли бесследно. Не было даже привычного запаха газов. Моё внимание привлёк звук голосов — там, слева от меня, были мама и Маркус.

— Мама? — крикнула я. — Мам, это я! Я здесь. Ты меня видишь?