Булгаков

В предисловии к книге "Литература и революция" председатель Реввоенсовета писал, что "царская цензура была поставлена на борьбу с силлогизмом... Мы боролись за право силлогизма против цензуры. Силлогизм сам по себе - доказывали мы при этом - беспомощен. Вера во всемогущество отвлеченной идеи наивна. Идея должна стать плотью, чтобы стать силой... И у нас есть цензура, и очень жестокая. Она направлена не против силлогизма... а против союза капитала с предрассудком. Мы боролись за силлогизм против самодержавной цензуры, и мы были правы. Наш силлогизм оказался не бесплотным. Он отражал волю прогрессивного класса и вместе с этим классом победил. В тот день, когда пролетариат прочно победит в наиболее могущественных странах Запада, цензура революции исчезнет за ненадобностью..." Здесь же Т. предрекал: "В Европе и Америке предстоят десятилетия борьбы... Искусство этой эпохи будет целиком под знаком революции. Этому искусству нужно новое сознание. Оно непримиримо прежде всего с мистицизмом, как открытым, так и переряженным в романтику, ибо революция исходит из той центральной идеи, что единственным хозяином должен стать коллективный человек и что пределы его могущества определяются лишь познанием естественных сил и умением использовать их". Булгаков в письме Правительству от 28 марта 1930 г. полемизировал в скрытой форме с этими положениями Т.: "Борьба с цензурой, какая бы она ни была и при какой бы власти она ни существовала, мой писательский долг, так же как и призывы к свободе печати. Я горячий поклонник этой свободы и полагаю, что, если кто-нибудь из писателей задумал бы доказывать, что она ему не нужна, он уподобился бы рыбе, публично уверяющей, что ей не нужна вода... Вот одна из черт моего творчества, и ее одной совершенно достаточно, чтобы мои произведения не существовали в СССР. Но с первой чертой в связи все остальные, выступающие в моих сатирических повестях: черные и мистические краски (я - МИСТИЧЕСКИЙ ПИСАТЕЛЬ), в которых изображены бесчисленные уродства нашего быта, яд, которым пропитан мой язык, глубокий скептицизм в отношении революционного процесса, происходящего в моей отсталой стране, и противупоставление ему излюбленной и Великой Эволюции, а самое главное изображение страшных черт моего народа, тех черт, которые задолго до революции вызывали глубочайшие страдания моего учителя М. Е. Салтыкова-Щедрина". Пикантность ситуации заключалась в том, что предполагаемым читателем этого письма должен был стать Сталин, только что сокрушивший Т. во внутрипартийной борьбе. Правда, неизвестно, читал ли генеральный секретарь "Литературу и революцию". Булгаков демонстративно заявлял себя противником цензуры во всех ее видах и "мистическим писателем", хотя и романтического направления. Вероятно, в том числе и в полемических целях главный герой "Мастера и Маргариты", обретающий последний приют в потустороннем мире Воланда, назван "романтическим мастером". Идеям Т. и других вождей большевиков о победе мировой пролетарской революции писатель противопоставлял принцип Великой Эволюции.

Впечатление, что в письме от 28 марта 1930 г. есть заочный спор с Т., усиливается, если прочесть следующие рассуждения из статьи "Об интеллигенции", включенной в сборник "Литература и революция". Т. утверждал, что в годы реакции "не любили Салтыкова. Это не простой вопрос изменчивых литературных вкусов, а нравственная характеристика эпохи... Образы негодяя - "властителя дум современности", торжествующей свиньи и "либерала применительно к подлости" были невыносимы для эпохи, которая меныпиковщину (по имени популярного реакционного журналиста газеты "Новое время" М. О. Меньшикова (1859-1918), впоследствии расстрелянного большевиками по обвинению в антисемитизме. - Б. С.) дополнила веховщиной (от названия известного сборника статей русских религиозных философов "Вехи" (1909). - Б. С.) ". Тут же Т. резко критиковал мысль о русской интеллигенции как главной пружине исторического развития:

"- Смотрите, - говорят, - какой мы народ: особенный, избранный... То есть народ-то наш, собственно, если до конца договаривать, дикарь: рук не моет и ковшей не полощет, да зато уж интеллигенция за него распялась... не живет, а горит - полтора столетия подряд. Интеллигенция переживает культурные эпохи - за народ. Интеллигенция выбирает пути развития - для народа. Где же происходит вся эта титаническая работа? Да в воображении той же самой интеллигенции!" Булгаков же в письме правительству от 28 марта 1930 г. одной из главных черт своего творчества назвал "упорное изображение русской интеллигенции как лучшего слоя в нашей стране".