Булочка с изюминкой

Теперь следующей подарочной книгой для них обоих будет О'Генри. «Вождь краснокожих». Похоже, с таким пополнением в семье надо быть готовым ко всему.

Конец второй части

Часть 3. Глава 1

— Удивляюсь я только одному…

Сверкнув драгоценными запонками в белоснежных манжетах, Эрих Мария повертел в пальцах душистый плод с бархатистой кожицей, усмехнувшись, вдохнул нежный аромат и вернул в вазу. С тех пор, как прекрасная Барб заявила, что просто с ума сходит по персикам, самые различные ёмкости с дарами герцогского сада можно было повстречать на каждом углу. В библиотеке. На веранде. В садовых беседках и в смотровых башенках с телескопом и стереотрубой. В гостевых комнатах, куда будущая герцогиня Авиларская могла заглянуть вездесущим оком, просто так, проверить, всё ли в порядке, и на кухне — в святая святых Мишлена, который, впрочем, хоть и бунтовал, но недолго — до первой «ку-ле-бя-ки на четыре угла» и расстегайчиков с сёмгой и с рыжиками. И уж, разумеется, самое место было очередной вазе с фруктами пристроиться в рабочем кабинете Кристофера, куда вход Варваре Палне был совершенно свободный, мало того — герцог при любом возможном случае просил её заглянуть… Мало ли, о чём придёт в голову посоветоваться с любезной его сердцу ценьорой?

Тем более что повод лишний раз встретиться время был в последнее важнейший: обсуждение маскарадных костюмов для бала. Впрочем, сейчас с этой темой, на взгляд Эриха Марии, можно было и обождать. Сперва надо обсудить с племянником кое-что, касаемое отдалённого будущего.

- Кстати, держи наготове на всякий случай ещё и гранаты, а заодно апельсины, — обронил советник. — Помню, у Анны во время беременности пристрастия сменялись именно в такой последовательности. Начиналось, как и у Барб, с персиков…

Он вздохнул. Помолчав продолжил свою первую мысль:

— Удивляюсь: неужели ты и в самом деле собираешься провозгласить этого мальчика своим наследником? Титула, земель и всего прочего?

Кристофер пожал плечами.

— Ты меня недостаточно знаешь? Да, я это сделаю. Пока что Паоло сам не хочет усыновления; он не готов назвать своими родителями кого-либо ещё, и я уважаю это его решение. Но рано или поздно, думаю, он согласится. Тогда я подам прошение дяде Эдварду с тем, чтобы считать парня равноценным наследником с моими единокровными детьми.

— В ущерб им же, единокровным… — поддел дядя.

Герцог вздохнул, крутанулся в кресле.

— Эрих, к чему эти речи? — спросил вкрадчиво. — Ты меня провоцируешь? На что-то проверяешь? Пытаешься вывести из себя?

— Да Небеса сохрани! — Его гость протестующе выставил вперёд ладони. — Возможно, просто пытаюсь протестировать тебя на зрелость. Ты слишком долго оставался великовозрастным балбесом, так что теперь, видя твои серьёзные шаги, я всё же по привычке хочу подстраховать нас обоих. Насколько ты продумал вопрос наследования?

Крис и глазом не моргнул.

— Тебя удивляет, что я якобы заранее ущемляю права единокровных? Дядя, но я просто уравновешиваю шансы. Позволь пояснить; я ведь не заявляю однозначно: «Да, он теперь старший, и всё моё — только его!» Просто этот мальчик стал мне дорог с первого взгляда: я, как увидел его со шваброй, драящего приютский коридор, вихрастого, сердитого, так и подумал: вот ведь, и у меня мог быть такой же. Именно такой… Он в тот день подрался, младших товарищей защищал; ты же знаешь, в любом учебном заведении, даже в образцовом, найдутся объекты для травли. Подрался, был наказан, но гордился собой, как чертёнок. Маленький, взъерошенный, на меня шваброй замахнулся, когда я его спросил, за что наказали… Большого труда стоило скрыть от света часть этой моей жизни, чтобы не разглашать раньше времени, не давать парню ложной надежды, присмотреться, понять — не ошибаемся ли мы. Но главное — он быстро сообразил, что я… как это Барб выражается? — «шифруюсь», и включился в игру. Никак не обнаруживал перед другими, что ждёт моего очередного приезда. Для всех остальных герцог Авиларский просто курировал приют для детей, потерявших родителей на госслужбе и нашёл объект для показной заботы…

Эрих Мария хмыкнул, но не стал комментировать. Крис помолчал.

- Откровенно говоря, жаль представлять его свету только воспитанником; но, надеюсь, когда-то я заслужу право называться его отцом. И его, и моих двойняшек я буду любить… впрочем, я уже люблю их одинаково. Но в чём, собственно, я их ущемлю, по-твоему? В материальном плане никто обделён не будет. В титуле и какой-то толике власти? Ты не лучше меня знаешь, что не каждый, имеющий право на власть, жаждет ею воспользоваться. Пусть наши дети сперва вырастут, покажут, на что способны — и тогда будет ясно, кому что наследовать.

— А ты не боишься, что они… передерутся? Что спровоцируешь их на вечную вражду?

Кристофер прошёлся по кабинету, заложив руки за спину, постоял у окна, за которым чуть покачивал ветвями раскидистый вековой дуб, зияющий бездонным дуплом… Обернулся.

— Сколько тебе лет, дядя?