Булочка с изюминкой

Странно было видеть её, обычно вздорную, развязную, не стесняющуюся в выражениях — у всепрощающей тётушки Элианор это до сих пор называлось «детской непосредственностью» — такой угасшей. Строгий тёмный костюм, наглухо бронирующий всё, что раньше выставлялось напоказ, шляпка с траурной вуалеткой, скрывшей припухшие веки; старательно нарумяненные, дабы скрыть неестественную бледность, скулы… Она уже не пыталась запудрить пигментные пятна, а может, махнула на них рукой.

Проняло, вдруг понял герцог. Неужели у неё и впрямь было к Йореку что-то большее, чем плотский интерес? Одёрнул сам себя: да ну, нет, не может быть. Она слишком расчётлива. Слишком практична. Слишком приземлена. В конце концов, капитан был далеко не первый её любовник…

И задумался.

А вдруг и правда — потрясена? Или это очередная игра на публику?

Журналисты на хорах перешёптывались, обсуждая герцогиню. Поражены были не они одни: её адвокат, Алессандро, переменился в лице, причём глянул отнюдь не соболезнующе, а как-то зло, чуть ли не свирепо. И тотчас принялся что-то выговаривать вполголоса.

Она побледнела ещё больше, пошла красными пятнами, часто задышала… и взялась за вуаль. Потом решительно одёрнула её и глянула на мужчину с каким-то вызовом.

Не дрогнув, прослушала укоризненную речь Мазарини, обвиняющую её в супружеских изменах.

Из уважения к покойному капитану имя не называлось, но адвокат герцога прямо заявил, что доказательства… э-э… встреч (как он тактично выразился), герцогини Авиларской и… объекта её увлечения (ещё тактичнее) имеются в наличии и предоставлены Высокому суду. Но, опять-таки, исходя из высоких этических соображений, защита просит судий ознакомиться с данными доказательствами в закрытом режиме.

Суд воспринял пожелание адвоката с пониманием и одобрением. К вящему неудовольствию прессы, понявшей, что имя настоящего отца ребёнка так и не будет озвучено. Что ж, это не помешает виртуозам пера и пишущих машинок состряпать очередные пикантные отчёты с судебной сессии, также, кстати, не упомянув ни единого лишнего имени, дабы не навлечь на свои издания штрафы, но те, кто следит за процессом, прочитают и между строк всё, что нужно.

В какой-то момент ситуация в зале заседаний сложилась патовая.

Алессандро, почувствовав, как переменился ветер симпатий, поспешил воспользоваться ситуацией и воззвал к благородным чувствам герцога, призывая понять, простить и принять под свой кров супругу, упирая на то, что несчастная уже достаточно наказана за свои ошибки, вызванные исключительно женским одиночеством и невниманием самого Авиларского к ней. Буде он согласится начать всё с начала, дать ей шанс — она станет образцовой супругой и… матерью…

Если бы не едва слышное покашливание над ухом со стороны Эриха Марии, герцог взбеленился бы. Но рука дяди, решившего в этот день поддержать племянника лично, легла ему на плечо.

— Выждем, — шепнул глава безопасности. — Не дёргайся, в нашей команде есть ещё один игрок, хотя на первых порах тебе может показаться, что она на чужом поле…Кажется, Эстер не согласится с защитником.

На выразительный взгляд племянника только подмигнул.

А в перерыве к герцогине, закрывшей лицо ладонями и словно пытавшейся отгородиться от адвоката, стремительно, растолкав толпу помощников — на самом-то деле расталкивали охранники, освобождая проход — подошла сама Элианор Илларийская.

Небрежно махнула рукой — и пространство вокруг них расчистилось на несколько футов. Прежде, чем сверху лёг колпак сферы приватности, газетчики успели углядеть, как королева участливо наклонилась к своей крестнице, а та, зарыдав, упала в её объятья.

Кому-то другому, возможно, и запретили бы использовать в здании суда артефакты от прослушивания, но не членам королевской фамилии. Знала ли королева, что в драгоценной броши на её шляпке замаскирован и другой артефакт, записывающий? Возможно. Во всяком случае, немного позже Эрих Мария ознакомил Кристофера с разговором двух женщин.

— Эсс, девочка, прими мои соболезнования, — участливо начала королева. — Хоть я и не одобряю адюльтер, ты знаешь, но потерять возлюбленного тяжело. Я же вижу: ты страдаешь!

— Ах, крёстная, что мне делать? Я одна, совершенно одна!

— Не говори глупостей, детка. Ты же знаешь, я не покину тебя.

— Но вы сейчас уйдёте — а я останусь с ним! Ах, какие ужасные вещи он мне говорит… Он не разрешал мне надевать траур по Йореку, кричал, что публика и весь свет меня засмеют, что вдова подаст на меня в суд! А когда я всё-таки надела — чуть не убил меня на месте.

— О ком ты, милая? Кто смеет тобой распоряжаться?

— Он давит на меня, давит, крёстная! Требует, чтобы я не смела менять решений, и не давала бы Крису развода, а я теперь видеть его не могу! Я хочу развестись, хочу, но он не даёт!

— Святые Небеса, да кто же? Ты скажешь или нет?

— Алессандро, — прошептала Эстер.

— Адвокатишка? Что за вздор! Пошли его к Барлогу, мы сменим всю команду этого афериста, и дело с концом!